История Русской Православной Церкви от эпохи Петра до 20-х годов ХХ века, страница 47

получил ответ:   какой   линии  придерживался  предшественник, неизвестно, но надо учитывать,  что ересь и раскол  -  болезни духовные и  нуждаются в духовных методах врачевания,  а отнюдь не во внешних.  Понимание  здесь  достигнуто  не  было.  Таким образом, в   значительной   степени  насилие  и  преследования явились следствием  бюрократизации  церковной  жизни,  которая происходит в эпоху Нечаева и Протасова.

Однако несмотря  на  это  можно  утверждать,   что   явно начинается или   продолжается   возрождение   духовной  жизни, которое началось в царствование Александра,  и никакие внешние препятствия помешать  этому  не могут.  Это видно и в духовной школе. В начале 40-х годов под влиянием  Протасова  происходит школьная реформа,  которая  по  своей  сути,  конечно,  крайне вредна для преподавания.  Здесь можно  вспомнить  высказывание

Жуковского о мертвой вере.  Если раньше преподавание и вся его система, созданная   митрополитом   Филаретом,   его    другом

Иннокентием Смирновым   и  другими,  строилась  на  воспитании убежденных пастырей,   защитников   Православия,   то   теперь опасались ереси   и   инакомыслия.  А  инакомыслие  это  было, попросту говоря,   критическим   отношением   к    чиновничьей бюрократической системе.   Не   случайно  сам  Нечаев  поощрял жандармскую слежку за архиереями,  в частности за митрополитом

Филаретом. Потом  он от них добивался критических замечаний по поводу этой  слежки  и  использовал   эти   замечания,   чтобы представлять их неблагонадежными.

Люди искренно   убежденные    ко    многому    относились критически. Суть  новой  реформы сводилась к тому,  что теперь старались как  можно  меньше  пробуждать  критическую   мысль, уменьшить самостоятельность   преподавателей,   ввести   общие обязательные книги.   Истины    православной    веры    просто заучивались наподобие  воинских  уставов,  а  об  убеждении не думали - оно подразумевалось.

В связи  с  несогласием  митрополита  Филарета  и  других происходит конфликт в Синоде,  и митрополит  Филарет  навсегда уходит из  Синода  и даже больше не приезжает в Петербург.  По этому поводу шутили:  шпоры военного графа Протасова цеплялись

Филарету за рясу, он-де этого не выдержал и уехал. Такого рода насмешки по отношению к митрополиту Филарету были очень  модны среди русского  общества,  потому что не вполне складывались и его отношения с императором.  С одной стороны,  император  был защитником Православия,  но  некоторые  напоминания со стороны митрополита Филарета в защиту подлинных  интересов  Церкви  он воспринимал крайне болезненно. В частности, когда царь захотел ввести наследника в курс дела всех ведомств,  в  том  числе  и

Синода, то    делалось   это   несколько   оскорбительно   для достоинства Синода,  и митрополит Филарет напомнил,  что  царь как помазанник  Божий  обладает некоторыми правами в отношении

Церкви, а люди,  которые такого помазания  еще  не  имеют,  не могут быть  допущены к участию в делах,  даже если это царский наследник.

Такого рода   шероховатости,   которые   зачастую   ложно интерпретировались, трудно  перечислить,  но   одна   из   них заслуживание упоминания,  потому  что  ярко  характеризует все остальные и позволяет судить об отношения императора  с  самым выдающимся архиереем  во время его царствования.  В конце 40-х годов было решено Триумфальную  арку  -  памятник  победы  над

Наполеоном. Если   внимательно   посмотреть   на  арку,  можно заметить дисгармонию  между  словами  императора   Александра, въезжающего в  Париж  ("Не нам,  не нам,  а имени Твоему"),  и самой этой аркой,  на которой нет никаких напоминаний  о  том, что главное  в  победе  и  спасении  России - благодать Божия,

Промысл Божий.  Наоборот,  это  некий  памятник   восславления доблести русского  орудия.  Такой  памятник  тоже допустим,  а кроме того, со времен Митрофана Воронежского прошло уже больше