Может быть, тогда заместитель патриаршего местоблюстителя, будущий митрополит Сергий, уж очень сближал позицию архиепископа
Алексия со своей собственной, потому что в конце июня появилась заметка в газете за подписью трех архиереев (первым стоял Владимирский митрополит Сергий Страгородский, вторым - архиепископ Евдоким
Мещерский, епископ Серафим Мещеряков) о том, что они считают ВЦУ
полностью законным и каноничным, и призывают всех подчиниться ему ради блага церковного. Такого рода иллюзии разделяли многие в то время были надежды на то, что ВЦУ действительно, несмотря на очевидные отклонения, стремится установить хорошие отношения с властями и удастся как-то спасти Церковь. Это был не первый шаг (потом пришлось за это митрополиту Сергию приносить покаяние), когда он в острых политических ситуациях допускал некоторые ошибки, хотя это и был один из наиболее грамотных и выдающихся богословов РПЦ.
Через несколько дней появилось послание владыки Агафангела, которое подрывало обновленческие планы. Он длительное время вел переговоры с обновленцами, те еще не решались добиваться того, чтобы он был куда-нибудь сослан, и надеялись, что удастся его сломать.
Поняв, что отстранить их от власти и самому начать управлять Церковью не удастся, он разослал послание о том, что все архиереи должны управлять Церковью в соответствии со своей архипастырской совестью
(там говорилось о незаконности ВЦУ), а к нему лично обращаться только в случае крайней нужды.
После этого он был немедленно сослан, и по стране прокатилась волна процессов над духовенством и епископами, где предъявлялись разные обвинения, по большей части по поводу эксцессов в связи с изъятием церковных ценностей. Они всюду были несостоятельны, как и процесс митрополита Петроградского Вениамина. Один из обвинителей,
Красницкий, будущий глава живоцерковников, приписывал митрополиту
Вениамину те действия, в которых был повинен архиепископ Вениамин
Муратовский, который возглавлял церковное управление колчаковской
Сибири. Здесь было сходство имен, а еще то, что этот самый Вениамин
Муратовский был тоже в качестве декоративного главы в конце 20-х годов привлечен самими обновленцами к управлению. И это не выглядит таким уж парадоксальным, потому что сам Красницкий, как напомнил всем на процессе адвокат владыки Вениамина Гурович, был до революции крайне правым деятелем и даже во время процесса Бейлиса очень много писал о том, как евреи совершают ритуальные убийства. Но здесь обвинитель запретил касаться этой стороны деятельности Красницкого. Скорее всего он был при первом же контакте с ГПУ перепуган и полностью перешел к ним на службу. Обнаружилась и озлобленность многих представителей белого духовенства, которая раньше скрывалась, в отношении к монашествующим.
Такого рода слабость проявлялась у многих. Один из будущих крупных деятелей обновленчества Николай Платонов (в обновленчестве он был митрополитом, хотя был простым священником) тоже сначала был довольно видным деятелем в Петрограде и когда приезжал туда с визитом в 1918 г., ему среди немногих поручено было произносить приветственные речи. И в первые дни обновленческого раскола он много вступал с обличением обновленчества, однако оказавшись арестованным, он совершенно растерялся, испугался, как он сам говорил, и вышел с
Гороховой улицы уже обновленцем.
Было два подхода. С одной стороны, многие люди, безусловно порядочные, приговоренные вместе с митрополитом Вениамином, но потом помилованные, священник Николай Чуков, будущий митрополит Григорий,
- 14 еще находясь в заключении, высказывал такие мысли, что ради спасения
Церкви надо пойти на жертвы, надо заключать компромиссы. Другая мысль очень ярко была выражена митрополитом Вениамином (ее потом часто повторяли): Церковь совсем не нуждается в том, чтобы ее спасали ее собственные чада - ее спасает Христос, а не Вениамин, Николай или кто-то другой, и надо быть верным ей до конца и ни о чем другом не заботиться. 31.03.97.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.