Между тем, отсутствие преподавания вопросов защиты прав человека в исполнительном производстве сказывается уже не только на внутригосударственном (специалисты выходят из юридических вузов без соответствующих знаний), но и на внешнеполитическом уровне. Представляется вполне закономерным то, что первое в отношении Российского государства со времени подписания им Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод Постановление Европейского суда по правам человека, вынесенное в Страсбурге 7 мая 2002 г. по делу «Бурдов (Burdov) против России», оказалось связанным именно с процессом исполнения (вернее, неисполнения) судебных актов.
Суть дела Бурдова достаточно банальна для российской правовой действительности: сотрудниками органов социальной защиты населения по причине отсутствия финансирования в течение четырех лет (с1997 по 2001 г.) не исполнялись судебные решения, вынесенные по искам заявителя о взыскании денежных средств в качестве компенсации за вред здоровью, причиненный при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Служба судебных приставов, Главное управление юстиции и Прокуратура Ростовской области, а также другие инстанции, в которые обращался за помощью в реализации судебных актов Бурдов, объясняли свое бездействие отсутствием должного финансирования ответчика. В результате Европейский суд обязал российское государство-ответчика выплатить заявителю 3000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Суд в Страсбурге исходил из п. 1 ст. 6 Конвенции, закрепляющего за каждым право обращаться в суд в случае любого спора о его гражданских правах и обязанностей. Право на суд, по мнению европейских судей, «было бы иллюзорным, если бы правовая система государства – участника Европейской Конвенции допускала, чтобы судебное решение, вступившее в законную силу и обязательное к исполнению, оставалось бы недействующим в отношении одной стороны в ущерб ее интересам. Немыслимо, - полагает Европейский суд, - что п. 1 ст. 6 Конвенции, детально описывая процессуальные гарантии сторон – справедливое, публичное и проводимое в разумный срок разбирательство – не предусматривал бы защиты процесса исполнения судебных решений» [13]. Все это, без сомнения так.
Не имея собственного кодифицированного источника, и, как следствие этого, четкого механизма защиты прав граждан в случае их нарушения (реже – оспаривания) в области исполнительных правоотношений, исполнительное право представляет собой «целину» для разработок ученых-правоведов. Однако этим нельзя оправдывать отсутствие внимания к вопросам защиты прав человека в исполнительном производстве в отдельных юридических вузах.
Неисполнение судебных решений и иных юрисдикционных актов дискредитирует все три ветви государственной власти:
– законодательную, не сумевшую определить действенный механизм исполнительного производства и гарантировать реализацию принятых на основе собственных законов решений;
– исполнительную, не обеспечивающую организацию и функционирование соответствующих исполнительных органов и служб;
– судебную, не имеющую возможности проконтролировать претворение в жизнь постановлений, вынесенных именем Российской Федерации, чей авторитет как государства в таких случаях, безусловно, умаляется.
И если даже единичные случаи затягивания или окончания исполнительного производства без реального исполнения влекут за собой подобные негативные последствия, то страшно представить, к чему приведет в будущем современное состояние исполнительного производства, где каждое второе решение суда не исполнятся, а из исполненных каждое пятое проходит с нарушением установленного Федеральным законом «Об исполнительном производстве» двухмесячного срока на принудительное исполнение.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.