Я постараюсь быть краткой, но, тем не менее, постараюсь говорить исключительно о конкретных практических вопросах, потому что организация, которую я возглавляю, организована гражданами, пострадавшими от деятельности тех организаций, которые мы называем тоталитарными сектами (термин устоялся, и теперь уже из песни слов не выкинешь) или деструктивными культами, и считаем, что вообще он правильный, если разбирать этимологию этого слова. Исключительно пострадавшие семьи – члены межрегиональной организации. Учреждена была жителями 4 городов: Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Кострома. Сейчас официально 8 городов, а уж сотрудничаем и заявления поступают к нам со всех концов страны и из других стран: Украины, Прибалтики, Белоруссии и т.д. Недавно к нам приезжало «лицо кавказской национальности», нас нашел один крепкий 35-летний мужчина, мощный, абиссинец по национальности, жена – гречанка, православная. Когда мы его спросили: «Ну, как там у вас в Карачаево-Черкессии, страшновато? Стреляют?», он сказал: «Для меня разрывы бомб и снарядов менее страшно, чем то, что моя жена оказалась в секции свидетелей Иеговы». И вот таких примеров у нас масса.
Основные направления нашей деятельности. Два направления у нас в уставе записано. Первое – объединение усилий граждан различных регионов страны с целью пресечения и запрещения противоправной деятельности тоталитарных сект. Второе направление – содействие в осуществлении реабилитационных мероприятий. Поэтому представление о том, что эта проблема не связана с правозащитной деятельностью, мы категорически отрицаем. Это, на наш взгляд, миф, который навязывается обществу пропагандистскими манипуляциями руководства этих сект. У нас нет абсолютно никаких борцов за идею, у нас нет научных работников, которые пишут на нашем огромнейшем, уже хватающем, наверное, не на одну докторскую диссертацию фактическом материале, у нас есть только пострадавшие семьи.
Как мы действуем? Что мы делаем? Первое, что мы делаем, это спасаем конкретную семью. Вот к нам обращаются: мой сын, моя дочь оказалась там то, был такой-то, учился, работал хорошо, не узнаю своего сына или дочь. Едут от Калининграда до Красноярска. И мы начинаем строить конкретную стратегию, как спасти эту семью, уже разрушившуюся или разрушающуюся.
Большинство граждан, которые с этим столкнулись, это средний класс. Кстати, секты, особенно американские, не вербуют членов неблагополучных семей, бомжей, брошенных детей. Им нужны прежде всего исключительно образованные, хорошо воспитанные, здоровые молодые люди. По крайней мере, такой у нас контингент. Семья, которая готова затянуть потуже поясок при любых экономических реформах, она привыкшая к этому, но отдать последнюю свою опору, сына или дочь, она не согласна. Поэтому она начинает действовать.
С чего мы начали в 1995 году? Мы, наивные граждане, думали: сейчас напишем бумагу в прокуратуру, в управление юстиции, обратимся к мэру, а если нужно, то и к президенту, в Государственную Думу, и нам помогут. Поняли, что это безнадежно. Пять раз возбуждали судебный процесс здесь в Дзержинском суде против одной вербовочной структуры, действующей в молодежной студенческой среде, вузовской ассоциации по изучению принципа – вербовочной структуры секты Муна, и пять раз нам прокуратура отказывала. Все-таки через 6 лет мы добились, что ее запретили.
Мы убеждены, что миф, который распространяет руководство сект о том, что эти организации не должны запрещаться, что это само собой рассосется, это совершенно неправильно. Мы говорим о том, что запретить, потому что это преступная деятельность с преступными целями и преступными методами. Другое дело, что наши правоохранительные органы, наши следователи, с которыми мы работаем, плохо информированы о специфике преступной деятельности этих организаций, и не надо говорить о верующих той или иной группы. Есть руководство секты, которое имеет исключительно свои корыстные узко эгоистические интересы, направленные на коммерческий успех, какой бы не был это деструктивный культ, носящий религиозный характер, политический характер, сугубо коммерческий (гербалайф все знают), психотерапевтический или образовательный, конечный итог – это коммерческий интерес, достижение коммерческих успехов руководителей. И есть жертвы.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.