Хрестоматия отечественной социальной педагогики: свободное воспитание. Том III, страница 91

Люди так склонны, завоевав себе некоторую внешнюю свободу, успокаиваться на этом, не достигнув порою внутри своей жизни первых ступеней истинного духа свободы. (...)

Истинное царство свободы начинается только тогда, когда действительно из самой глубины жизни изгоняется всякое насилие, - как насилие учреждений над людьми, так и человека над человеком во имя чего бы то ни было. Царство истинной свободы начинается только тогда, когда человек не извне лишь становится свободным, а когда он сам  проникается внутренно, и в практике каждой минуты, глубочайшим уважением к свободе каждого и всех, когда каждый постоянно, во всем, всегда относится с уважением к личности, правам каждого, когда каждый проникается глубоко сознанием, что всякое насилие человека над человеком, ради чего бы то ни было, есть проступок против братства. Только тогда, когда дух насильничества, дух права кого-то, во имя республики, хотя бы во имя анархии, производит насилие над человеком, когда дух этого будет глубоко изничтожен в душе человека, - только тогда приблизится царство той свободы, которая, являясь первым условием царства братства, принесет человечеству все то счастье, которое несут с собою истинная любовь и свобода. (...)

Для осуществления истинной свободы нужна одушевленная работа для осознания человечеством зла всякого насилия и вреда его делу истинной свободы и беспрерывная глубокая работа над вытравлением всякого духа насильничества из жизни и прежде всего из собственной души каждого из нас.

Для осуществления такой свободы в самом чутком к свободе и насилию деле - деле народного просвещения - необходима великая внутренняя в сердцах всех работников школы работа над полнейшим изгнанием из школьной среды и, главное, из самих себя, из своей души всякого духа насильничества и глубочайшее проникновение тем духом истинной свободы, воплощение которого только и может дать школе свет, радость, творческую прекрасную жизнь.

Истинный педагог должен более всех быть человеком, несущим в себе дух истинной свободы и убежденным защитником истинной свободы тех, просвещению которых он содействует. А, меж тем, в школьном деле, которое только и может расцветать в атмосфере такой свободы, издавна свили себе глубокое гнездо, совершенно отравили его рабство и насильничество, - рабство детей и учительства у поработителей народного просвещения и насильничество школьного начальства и учительства как детского начальства над детьми. (...)

Наряду с высшим духовным началом в людях, в большинстве их, глубоко сидят еще раб и насильник. Они так часто сидят даже в членах самых свободных, по девизам своих партий, где члены их сами отдают себя в рабство своим вожакам, а вожаки, незаметно для себя, делаются царьками, развращаясь властью. Обе эти вещи - рабство и насильничество - так глубоко связаны между собою. Рабствующий перед теми, от кого он зависит, делается насильником над зависящими от него. Начальствование, командование, распоряжение людьми развращает человека, приучает его к насильничанью. Так и начальствование, распоряжение детскими жизнями в школьных стенах глубоко развращало педагогов и самих детей. Насилия, производившиеся педагогами, были самой различной градации, - от самых жестоких до наиболее, сравнительно мягких. Но ведь всякое насилие над детской душой, над детским мозгом, над детской самодеятельностью прямо противоположно задачам истинного просвещения, истинного образования и воспитания.

Если, с одной стороны, насилие глушит самое нужное в человеке - самодеятельность, инициативу, сообразительность, творчество, то, с другой стороны, оно развивает в насилуемом существе ряд вреднейших пороков - ложь, притворство, угодливость, ненависть, - развивает в насилуемом или жестокую озлобленность, очерствение, или слабохарактерность, смотря по тому, на кого из детей как влияет это насилие. Наконец, из насилуемого страшно редко может развиться свободный человек. Если он тверд, силен, - из него сложится человек с рабовладельческими стремлениями; если он слаб, - он остается навеки, в той или иной форме, рабом в душе. (...)

Массовый педагог быстро привыкал к насильничеству. Вчера душу и ум этого самого педагога насиловали на школьной скамейке, сегодня он сам становится участником, наконец, руководителем такого же насилия, участником попрания прав детского духа, детского разума, творческой детской жизни.

Взаимное сопротивление постепенно усиливало дух насильничества в педагоге, дух озлобления в насилуемом рабе-ребенке.

Школа была в большинстве (…) случаев местом печальнейшей, тяжкой борьбы учительства с учащимися. В педагоге, незаметно для него самого, в борьбе этой человечное отношение к детям так часто, от постоянной борьбы и постоянной практики насильничества, постепенно сменялось жестокостью. Наиболее подпадавшие этому натуры становились утонченно жестокими. (...)

Власть всегда развращает человека. Дух насильничества незаметно постепенно отравлял души многих недурных учителей. Редкий учитель избегал этой отравы, превращавшей школы, в худших случаях, прямо в застенки для пытки детского духа, в обычном же большинстве случаев - в место более или менее принудительных работ для малолетних преступников, все преступление которых состояло в том, что они - ученики и что их родители хотят, чтобы они тут учились. (...)

Основой новой, свободной, рациональной творческой школы должно лечь строгое обоснование ее на требованиях детской природы, на постоянном выяснении их, на внимательном знакомстве с каждым, по возможности, данным ребенком, учеником школы, на познании его души, его ума, на постоянном действительном осуществлении на деле признания прав и требований детской личности.

Основою школы должны стать не навязываемые ей какие бы то ни было программы и педагогическое начальствование, хотя бы самое либеральное, а сами учащиеся, их личности, их интересы, их запросы, так же как основою общего народного просвещения должны быть свободные запросы и требования народные.

Педагоги и родители должны быть лишь деятельными сотрудниками детей в деле их образования и воспитания.