Хрестоматия отечественной социальной педагогики: свободное воспитание. Том III, страница 121

Научиться чему-либо в истинном, настоящем смысле слова я могу тогда, если, учась предметам, рядом, параллельно и неразрывно, я учусь человеческой любви. Воспринимая знание, я вижу тогда цель, которой оно должно служить, и в жизни всегда сумею найти тех людей, которые больше всего нуждаются в любви, и уже знаю, как подойти к ним с тем знанием, которое я люблю. (...)

Я не смогу никогда понять красот природы, если меня будут тащить за шиворот, для того чтобы любоваться ею. Только тогда природа понятна мне и может восхищать мой взор, когда свободные влечения души и сердца притягивают меня к ней. В эти минуты я, как разумная, чутко и глубоко мыслящая часть самой природы, ощущаю в своей душе такое свободное, ничем не омраченное творчество тех же  самых сил природы, которые так же непринужденно, как во мне, развернулись предо мной в ярком сете зарева заката или в нежных красках утренней зари. (...)

Дети бессознательно вызывают в душе взрослых чистые помыслы, такую же искреннюю радость жизни, которая бьет в их душе ключом. Дети освежают окружающую жизнь, являются для нас постоянным живым напоминанием о том, что мы должны учиться у них их жизнерадостности, их чистым помыслам. Мы должны при помощи сознания, посредством усилия нашей воли закрепить и углубить в себе то, что дано от  природы, бессознательно, помимо их воли, нашим детям.

Как это сделать, как направить, чтобы достигнуть этого, нашу волю?

Дети точно инстинктивно радуются тому, что данные им природой  силы свободно, непринужденно проявляются в их душе. Источник этой радости - в свободном проявлении духовных сил. В душе детей бьет свободно чистая струя, в которой  играют лучи светлого идеального источника нашей жизни.

Только ответ на свободные запросы детской души может укрепить в них жизнерадостную жажду знания, постепенно усилить в них стремление к познанию истины.

Отвечая на вопросы детей (а за ними дело не станет), мы питаем естественно ей присущей пищей душу ребенка, мы действуем по ее указанию, созвучно, гармонично с ней, отчего в детской душе крепнет потребность знания, усиливается свободное, радостное стремление к нему. Дети ищут и находят в нас то, что им нужно. Это укрепляет их связь с нами, близкими им людьми, и через нас - со всем этим глубоко сложным, разнообразным, постоянно разжигающим их любознательность Божьим миром. Нашими устами точно этот самый мир дает ответ на их свободные запросы и движет, пробуждает их к познанию правды.

При нашей помощи между  детьми и окружающей их жизнью устанавливается точно какое-то взаимное понимание друг друга, какая-то светлая, жизнерадостная связь, - глубоко таинственное по своей сущности духовное родство, единственный источник которого - прирожденное человеческой душе, свободно удовлетворенное, вечное и свободное стремление к познанию смысла жизни.

Свободное воспитание. 1911-1912, .№ 6. -С. 1-10.

О САМОВОСПИТАНИИ

(...) Вся ценность нашей внутренней жизни, все наше человеческое достоинство, вся полнота нашей духовной природы зависит от того, насколько мы подчиняем себе свои низменные побуждения, побеждаем их, властвуем над ними. Каждая наша победа в этой области укрепляет нас нравственно, открывает в глубине нашей души тот чистый духовный источник, откуда мы черпаем бодрость, жизненную энергию, освежаемся духовно. К этому происходящему в нас, реально ощущаемому нами и в то же самое время глубоко таинственному по своей природе духовному процессу очень чутко относятся окружающие нас люди, как взрослые, так и дети. Они понимают нас, чувствуют в наших поступках и словах нравственную крепость как результат духовной победы, одержанной нами над нашими эгоистическими стремлениями. Слова наши тогда не пустой звук для людей, не мертвая форма без всякого содержания, а полная внутреннего смысла живая действительность, уже в силу своей жизненности заразительно действующая на окружающих.

Со словом человека борющегося и побеждающего считаются как с нравственной силой, которая всегда чувствуется, никогда не остается в скрытом состоянии, проявляется во время общения человека с окружающими людьми, в тоне и смысле его речи, в его суждении о жизненных явлениях, в оценке этих явлений, их внутренней ценности, их настоящего значения. (...)

Человек, духовно борющийся со своими низшими инстинктами и подчиняющий их высшим стремлениям, твердо знает, чем красна человеческая жизнь, где кроется то вечное, незыблемое начало, на котором, как на твердом фундаменте, должно строится истинно человеческое существование, и что нужно откидывать, как наносное, вредное, марающее картину человеческой жизни.

Разобравшись в своей человеческой природе и отделив в ней все мишурное от истинно ценного, отобрав зерно от плевел, одержавший над собой нравственную победу человек тем самым познает вообще человеческую природу своих ближних, ибо в самом главном, основном природа всех людей в общем однородна... Нравственный закон играет в ней или руководящую роль, сообразно с чем она выигрывает или теряет в своей ценности: человек подымается до уровня сознательного, разумно мыслящего существа, в результате чего является богатая внутренним содержанием духовная жизнь, или падает, понижается до животного, камня или растения, причем круг его духовной жизни суживается до самых жалких, ничтожных размеров.

Познав и оценив себя нравственно, стойкий человек вырабатывает верный масштаб, точный критерий для оценки и познания вообще людей: ни одна мелочь из всего их духовного облика не ускользнет от его зорких глаз: ему достаточно окинуть человека быстрым взглядом с головы до ног, послушать немного его речей для того, чтобы с меткостью истинного художника оценить всю картину его духовной жизни, определить, к чему стремиться, что любить, чем живо стоящее перед ним существо, выяснить, где находится центр тяжести его духовной жизни, каковы его основные цели и побуждения.

Люди вообще чутко относятся к нравственно твердому, духовно-сильному человеку. Они точно чуют всю ценность происходящей в нем сложной духовной работы и тянутся к ней, как растение к солнечному свету, как к единственному просвету в тьме, в которой они ощупью блуждают.(...)