Вот собираются дети, приходит учитель и приглашает их заниматься. Из 30 детей, приходящихся на одного учителя (что, при нашей общей бедности, надо признать очень незначительным числом), одни кричат: мы хотим по физике - опыты, опыты! Другие желают читать сказки, третьи - столярничать, четвертые - играть, а пятые ничего не хотят, но считают своим долгом что-нибудь покричать для забавы. Учитель, если он только может уразуметь что-нибудь из общего гама, улавливает, положим, стремление большинства читать, собирает желающих в одну комнату, а остальных предоставляет самим себе. В распоряжении последних остается только еще две комнаты (и то это очень роскошно - на 30 учеников 3 комнаты). (...) Как их примирить? Начинаются среди них ссоры, пререкания; шум, и гам поднимаются в школе.
Но наш учитель, следуя принципу - “предоставьте детей самим ведаться между собой”, - оставляет спорящую толпу и уходит читать какое-нибудь художественное произведение. Только он начал с трудом завладевать среди доносящегося крика вниманием слушателей, как раскрываются двери - все невольно при этом оборачиваются, - и входит один из зала, которому надоели бесполезные споры. Через несколько минут, только все снова углубились, опять открывается дверь - входит другой, а за ним и третий. Но вот водворяется опять спокойствие, все настораживаются - рассказ подходит к интересной завязке. Вдруг из зала несется неистовый крик и плач: оказывается, один мальчик, которому девочка при игре нечаянно перевернула мячом клей, в ярости начал ее бить. Настроения у всех как ни бывало! Слушатели развлеклись своей домашней трагедией, играющие напуганы избиением, работающий обескуражен необходимостью опять варить клей без твердой уверенности в том, что не повторится то же самое. (...)
Понятно, что в результате такого времяпрепровождения ничего не может получиться, кроме чувства досады, привычки к ссорам, к ничегонеделанию и т. д. (...)
Всегда среди детей могут найтись отдельные единицы, которые не захотят подчиниться большинству. Наконец, всегда среди детей может подобраться много таких, которые будут относиться довольно равнодушно к занятиям и при удачной выходке меньшинства будут поддерживать его. (...)
Итак, все говорит за то, что идея свободного воспитания, приложенная полностью с прямолинейностью к современной жизни, вызовет в большинстве случаев только анархию, приведет к дискредитированию самой идеи. И только точный анализ окружающего, исправленный впоследствии указаниями опыта в данной обстановке, может показать, в какой мере, с какими поправками принципы свободного воспитания должны применяться в каждом отдельном учреждении, в каждой отдельной семье.
IV
Необходимость внесения поправки в принцип свободного воспитания настолько настоятельна, что даже у самых рьяных последователей его, среди громов и молний против всякого принуждения, проскальзывают фразы об ограничении свободы. (...)
г. Вентцель говорит: “Ребенку в семье должна быть гарантирована та же свобода, которою пользуются и взрослые члены семьи”. Это звучит уже иначе, чем слова о “полной свободе саморазвития, самовоспитания”, об “уничтожении всякого личного авторитета” и т. д., так, насколько известно, ни преподаватель в школе (даже самой хорошей), ни взрослый в семье не пользуется полной свободой. Напротив, все мы чрезвычайно связаны везде необходимостью принимать в расчет интересы других, подчиняться известной внешней регламентации, установившемуся, например, в семье распределению дня, и т. п. (...)
г. Вентцель заявляет, что в семье и школе “свобода каждого ограничивается только равной свободой каждого из остальных членов семьи (и школы) ”.
Как это просто - “только равной свободой каждого”! Да, ведь в этом-то и заключается весь вопрос! Спрашивается: кто же будет определять равенство свободы той и другой стороны, кто будет определять степень ограничения? Не может же быть это какая-то посторонняя высшая сила, так как тогда мы будем иметь не свободное, деспотическое воспитание? Если же это определение доли свободы будет зависеть от обоих сторон, то разве не будет каждая из них стремиться расширить свою свободу? А так как одна сторона (старшие) сильнее другой (младших), то, следовательно, решение вопроса будет зависеть от уступчивости, от взглядов первой, т. е. мы придем не к свободному воспитанию, а опять к воспитанию, в котором свобода детей будет ограничена решением взрослых. Ведь, не надо забывать еще того обстоятельства, что свобода не есть что-то весомое, реальное, что можно смерить и разделить пополам. (...)
Точно так же слишком уж преувеличены надежды сторонников свободного воспитания на то, что отношения между детьми регулируются “свободным договором”, сами собой “разъясняются”, “укладываются”, “просто и естественно”.
Разве мы не видим, что это труднейшая задача человеческой жизни - согласовать свои интересы с интересами других взаимных согласием и притом так, чтобы никому не было обидно. Каждому хочется расширить свой круг свободы, и он сталкивается при этом с подобными же желаниями других.
Один более смел, другой хитер, третий более силен, четвертый неразборчив в средствах, и вот они добиваются большей свободы за счет других - более скромных, более слабых, более честных. Большинство же в одиночку дать им отпор не может, а сговориться, чтобы действовать сообща, не умеет, тем более, что между ними идет своя распря. Получается тяжелая, мрачная картина войны всех против всех, и торжества деспотизма наиболее недостойных.
Конечно, некоторые проблески добровольного сочетания взаимных интересов и свободы, умения согласовать сообща свои действия мы замечаем у людей. Но с каким трудом это дается людям, как медленно у них вырабатываются эти свойства, какой нужен предварительный тяжелый опыт, какое сильное давление необходимости! (...)
Перейдем теперь от общих рассуждений к семье и школе.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.