Хрестоматия отечественной социальной педагогики: свободное воспитание. Том III, страница 133

“Известны многие случаи, - писала учительница Лиза Дрекалова (...),  - когда крестьяне упорно не желали иметь у себя школы или же закрывали имевшиеся. (...) Конечно, бедность имеет здесь большое значение. А еще большее значение имеет серьезность взгляда на школу: просто данная школа ничего в их глазах серьезного не дает, или, как говорят они, “ни до чего не доводит”. Они понимают ученье не в смысле одной грамоты, а в смысле общего “развития”, охватывающего всего человека, целиком, всю умственную духовную сторону. И если еще народ отдает нам в ученье своих детей, то единственно руководясь темною надеждой, что, умея читать, может, кто-нибудь сам из них “дойдет до чего-нибудь своим умом”. (...)

“К разговорам о школе, об училище, - говорил Успенский, - вы непременно услышите два постоянно слышащиеся мнения: “Что ничему не учат” и “Что нет строгости”. С немужицкой точки зрения, оба эти мнения одинаково несправедливы: во-первых, потому что учат гораздо большему, чем учили в старину по псалтырю; а во-вторых, роптать на недостаток строгости в училище в то время, когда рука родителя не задумается дополнить по этой части дома то, чего, по его мнению, не сумела сделать школа, оказывается делом решительно неосновательным. (...) На самом же деле выражения: “ничему не учат” и “нет строгости”, имеют, если только дать себе труд добиться их подлинного смысла, как раз обратное значение, т.е. совершенно определенно указывают высоту народных требований по отношению к науке, - высоту, которой школа не удовлетворяет”. “Ничему не учат”, как это объясняет Успенский, это значит - не дают “той науки о высшей правде, которая бы дала теперь человеку возможность сказать себе, что справедливо и что нет, что можно и что нельзя, что ведет к гибели и что спасает от нее. (...) Говоря проще, должна бы прямо, смело и широко касаться самых жгучих общественных вопросов - тех самых вопросов, до которых додумалась и дошла человеческая всескорбящая мысль в ту самую минуту, которую мы переживаем”. (...)

III

(...) По мнению крестьянина, “учитель ничего не делает, только учит; а жалование получает хорошее”. Такое отношение крестьянского населения к труду и к вознаграждению за труд учителя подчеркивалось многими учителями на бывшем в 1903 году в Москве съезде представителей обществ вспомоществования лицам учительского звания. (...)

Оторванный от жизни городской учитель ничем не связан и с жизнью деревенской. “Положение учителя самое нелепое, - писал нам один из учителей Рузского уезда. - Это никудышник. Ни к какому он обществу и сословию не пристал и никуда не ушел и не отстал, и чувствуется всегда и везде, что он не на своем месте”. (...)

Конечно, могут быть указаны примеры, когда учитель сближается с населением не только на почве отрицательных явлений школьной жизни. Но, к сожалению, примеров этих очень мало, да и они обыкновенно объясняются или исключительно благоприятно сложившимися условиями жизни учителя или тоже редко встречающейся долголетней деятельностью в одной и той же школе, тем, что учитель учит уже второе поколение деревни, детей своих бывших учеников, привыкших к этому учителю, сроднившихся с ним.

Свободное воспитание. - 1910-1911. -     № 11. - С. 7, 11-15, 17-18, 25-28.


А. Шкарван*

МЫСЛИ О ВОСПИТАНИИ

I

Что такое цель и задача воспитания? Очевидно, те же, что и цель и задача жизни вообще: способствование созданию хорошего, счастливого человека. Поэтому задача воспитания состоит в том, чтобы помочь воспитываемому понять свое назначение в жизни и уметь исполнить его.

Воспитатели должны помогать воспитываемым найти истинный путь жизни и стать на этот путь.

Воспитание, по-моему, прежде всего в том, чтобы просвещать людей, духовно и нравственно влиять на них. Передача внешних, материальных знаний - дело второстепенное и, по сравнению с первым, даже маловажное. В воспитании важно единственно то, чтобы содействовать созданию нравственных, духовно-прекрасных существ; знания же о материальном мире ценны лишь в связи с духовными познаниями. (...)

Согласно с тем фактом, что человек смесь животного и божества, с начала веков у людей создались два мировоззрения: одно - грубое, телесное, животное, получившее свое полное выражение в язычестве, опирающееся на власть, богатство, славу; другое - тонкое, возвышенное, духовное, божеское, лучше всего выраженное в учении Христа, опирающееся всецело на силу духа, состоящее в стремлении к вечному, в самосовершенствовании, в любви к Богу, видящее исключительно в жизни духа спасение и счастье людей.

Таких людей, которые сознательно исповедали бы духовное миропонимание, сравнительно, очень мало. Огромное большинство всегда принадлежало к лагерю грубого эгоизма. Поэтому, неудивительно, что среди нас сложилось грубое, языческое, воспитание, забота которого прежде всего в том, чтобы поддерживать на земле рабство. Одни воспитываются для рабства, а другие - для этого же рабства, только с другого конца: чтобы пользоваться рабством. (...)

Жизнь самых неразвитых дикарей, как об этом единодушно повествуют путешественники, куда счастливее нашей европейско-американской цивилизованной, интеллигентной!

В. Стефансон, член Миккельсонской экспедиции, рассказывая про свое пребывание среди эскимосов Гершельского острова, сообщает следующее об этих “дикарях”:

“Эскимосы не понимали ни одного слова по-английски, были вполне не цивилизованы и все язычники, но жить можно было с ними отлично; хорошее настроение духа никогда не покидало их, и даже во время голодных дней они сумели сохранить свой свежий юмор. Семейная жизнь была у них образцова по своей гармонии, - я никогда не заметил споров, никогда не слышал злого слова между супругами.

Никогда я не видел, чтобы они наказывали ребенка, и их детвора - это дети лучшего воспитания, какое мне когда-либо пришлось видеть.

Воровство - совершенно неизвестное явление среди этих бескультурных дикарей. Живут эти эскимосы почти в совершенном коммунизме, и система эта, кажется, у них отлично оправдывается. Все съестные запасы составляют общее владение, и сирота так же хорошо одет, как и сын самого богатого и знатного их рода.