Хрестоматия отечественной социальной педагогики: свободное воспитание. Том III, страница 79

          Молодая душа, подобно семени растения, развивается изнутри, самостоятельно, но и для нее необходимы - как для растения - влага, почва, солнце и т.д. - известные благоприятные условия, создаваемые воспитанием в интересах наилучшего приспособления ребенка к условиям окружающей жизни. Поэтому-то дети, поставленные в неблагоприятные условия для развития, например лишенные некоторых органов чувств или совершенно оставленные без воспитания, заброшенные, развиваются медленно и не достигают высоких степеней развития. (...) Дети, лишенные воспитания, заброшенные, дичают, способности их настолько атрофируются, что потом уже не удается возвратить потерянное. Интересен в этом отношении пример Каспара Гаузера. Этот несчастный до 16 лет провел в одиночестве в подземной пещере. Когда его освободили оттуда, он не умел говорить, ходил с большим трудом, видел плохо, ум его оставался совершенно неразвитым: нравственные и религиозные представления были ему чужды. Но в то же время он не был идиотом или тупоумным. (...)

          Особенно опасно лишение правильного и разумного воспитания для нравственного развития ребенка. Фундамент последнего обыкновенно закладывается в раннем детстве прочными ассоциациями нравственных понятий, которые, капитализируясь в привычках, определяют настроение человека и направление его характера. (...) По данным статистики, наибольший процент преступников дают беспризорные дети, не получившие правильного нравственного воспитания. Само собою разумеется, что причины преступности кроются и в социальных условиях их жизни, и экономических явлениях, но, когда слабость нравственных убеждений обнаруживается людьми вполне обеспеченными и с широким умственным развитием, причины этого явления приходится искать исключительно в условиях воспитания этих людей. В недостатке правильного нравственного воспитания в раннем детстве, без сомнения, кроется одна из главных причин глубокого разлада между делом и словом, идеями и жизнью, который не только наблюдается на каждом шагу в жизни обыкновенных людей, но и в жизни выдающихся людей, стоявших гораздо выше во многих отношениях толпы и даже являвшихся руководителями общества, в жизни ученых, философов, общественных деятелей, например: Бэкона, Байрона, Руссо, Гегеля, Шопенгауэра и др. (...)     

          Это печальное явление, несомненно, объясняется недостатком правильного нравственного воспитания, особенно, в раннем детстве, когда закладываются основы характера человека. Очевидно, у таких людей  нравственные убеждения не сроднились с природным характером настолько, чтобы укрепить волю в каждом отдельном случае; их мысли вырабатываются в лаборатории их разума и не доходят до сердца, живущего, так сказать, собственною жизнью и, как всегда, руководящего волей. Добрыми же привычками - этим, по справедливости, неистощимым нравственным капиталом, откуда сердце всегда бы могло черпать импульсы для деятельности, они в молодости не запаслись. Относительно Бэкона, Руссо и многих других - это вполне справедливо. (...)

Считая влияние воспитания на развитие человека несомненным и глубоким, мы должны, однако, признать, что это влияние далеко не безгранично. Известно, что философы 18-го века, а вслед за ними и педагоги, сильно преувеличивали значение воспитания. Исходя из той мысли, что душа ребенка чистая таблица или мягкий воск, они хотели видеть в воспитании панацею от всех социальных зол и опору для переустройства общественного организма по своему желанию. Так, напр., Локк в своем трактате о воспитании, утверждает, что из ста человек 90 оказываются хорошими или дурными исключительно благодаря тому воспитанию, которое они получили. Другие вычеркнули и последние десять процентов. (...) В детях они видели кондильяковскую статую, психическая жизнь которой слагается всецело из внешних впечатлений; они полагали, что все люди при рождении   о д и н а к о в ы, разница же между ними обуславливается или средою, т.е. воспитанием естественным, или искусственным, и что поэтому путем воспитания можно сделать человека и талантливым, и добродетельным. Это мнение поддерживалось и некоторыми из педагогов и в более позднее, близкое к нам  время (напр.: Бенеке, Жакото, Кифер, Гауффе, Браубах и др.). Большинством же педагогов, под влиянием успехов биологии и разработки учения о наследственности, оно оставлено. Даже более, стало высказываться противоположное мнение о крайне незначительной роли воспитания в сравнении с прирожденными и унаследованными задатками человека. “Воспитание, - говорит Рибо, - никогда не оказывает абсолютного влияния; настоящий характер бывает врожденным и никогда не изменяется”. Ту же мысль еще раньше высказал Гальтон. По его мнению, влияние хорошего воспитания на умы высшего разряда очень незначительно. Еще более резко высказывает это положение Шопенгауэр. Он считает законы характера такими же неумолимыми и вечными, как и законы природы, и ребенка точным прообразом взрослого человека. Таким образом, границы воспитания строго определяются наследственными предрасположениями индивидуума. “О воре можно сказать, - говорит Маудсли, - что и о поэте: он рождается, а не становится таковым”. Если этот взгляд справедлив, то границы воспитания крайне узки. Необходимо поэтому определить, что действительно передается по наследству.

(...) Унаследовать можно наружный вид тела, фигуру, рост, сложение, склонность к долгой или краткой жизни, к болезням, душевным и нравственным особенностям. Наследуется даже почерк родителей, которые не учили детей письму сами. Наследственность - это родовая память человечества... Наследственное влияние может сказываться в образовании человека: туловища, головы, даже ногтей или волос, но в особенности - в лице, в выражении или чертах физиономии... Наследуются действия инстинктивные, так, например, пугливость перед опасными животными у птиц или умение охотиться у собак; наследуются чувственные способности: слабость, сила или острота зрения, слуха, обоняния, вкуса; даже память и привычки, воображение, разум, чувствования и страсти.