Хрестоматия отечественной социальной педагогики: свободное воспитание. Том III, страница 55

В первые годы жизни ребенок признает только себя, только свои потребности и желания. Его “я” стоит в центре всего мира. Это - такой цельный, органический эгоизм, с которым едва ли может сравниться эгоизм взрослых.

Опросите всех матерей, всех нянек, и они в один голос подтвердят это. “Я хочу” - самый высший аргумент ребенка, когда речь идет об его интересах, и ничтожнейший - когда речь идет об интересах других.

Точно так же у детей мы встретим не мало и других отрицательных качеств: жестокость, вспыльчивость, лживость и т. д.

Посмотрим, с каким удовольствием дети мучают животных, своих более слабых братьев и сестер.

Послушайте, когда дети начинают друг перед другом хвалиться чем-нибудь. Какой получается клубок преувеличений и прямой лжи.

Приглядитесь, как охотно даже самые маленькие дети пускают в ход кулаки, зубы, ноги при самом малейшем, хотя бы чисто словесном, противоречии им. Для подтверждения сказанного обратимся к психологам, специально занимавшимся исследованием этого вопроса.

Если мы возьмем в свидетели крайне осторожного и проникнутого глубокой любовью к детям известного психолога Сёлли, то увидим, что и он, на основании множества лично собранных фактов, писем матерей, сводки литературы, не отвергает существования отрицательных черт и наклонностей в детском характере.

Так он говорит: “Самое слабое знакомство с первыми годами человеческой жизни показывает нам, что у маленьких детей много общего с низшими животными. Их характерные желания и стремления сосредоточены на их собственном “я” и на удовлетворении его потребностей.

Какая, например, черта более резко выражена в ребенке, чем его безграничная жадность, его страстное желание и пользоваться всем, что находится пред ним, и нежелание, чтобы другие пользовались тем же самым? ”*

Или в другом месте: “Наше исследование привело нас к необходимости признать, что в отношении жестокости и лживости дети очень далеки от нравственного совершенства; мы видели, что у них есть наклонности, которые, не встречая противодействия или задержки со стороны других, развиваются в настоящую жестокость и настоящую лживость”.*

Не имея возможности отрицать приведенные факты, Толстой и другие утверждают, что эти отрицательные качества вовсе не прирожденны ребенку, а есть результат дурного примера взрослых, вообще окружающей жизни.

Устраните, говорят они, из жизни детей все несправедливое, лживое, жестокое, весь ваш собственный эгоизм и вы увидите, что в детях не проявится ни одного из тех обычно приписываемых им пороков. Совершенная природа детей покажет себя во всей своей красоте и правде. Однако, это утверждение совершенно противоречит тому общеизвестному факту, что перечисленные отрицательные черты встречаются у ребенка в не меньшей степени с самого рождения, т. е. у самых маленьких детей, когда окружающее еще не могло оказать своего влияния на них. Вот годовалый ребенок, который ничего, кроме ласки, вокруг себя не видел, бьет с ожесточением свою маму за то, что та осмелилась приласкать его маленького брата.

Вот мальчик 3-х лет, растущий  в семье, где все отношения между детьми пытаются установить их взаимным согласием, отнимает у своей слабой сестренки все игрушки, несмотря на ее визг и плач. Вот младенец, лишь 6 месяцев тому назад увидевший свет, не могший и не успевший, следовательно, еще воспринять в себя эгоизм окружающих, требует властно все, что только ни увидит.

Таких случаев, когда в детях проявляются качества совершенно вне зависимости от окружающего, каждый может насчитать очень много. (...)

Если бы, например, эгоизм не был прирожденным свойством, а развивался бы только под тлетворным влиянием взрослых, то тогда бы новорожденные дети представляли из себя сущих ангелов, и эгоизм в человеке появлялся бы только впоследствии, увеличиваясь вместе с возрастом. Между тем мы наблюдаем именно совершенно обратное. Сначала ребенок ощущает только себя, свои потребности, потом он начинает замечать и других, но все-таки он даже не имеет понятия об интересах других; все его ощущения, удовольствия, горести сосредоточены вокруг своего маленького, однако достаточно требовательного “я”. Лишь по мере вырастания, по мере столкновения его желаний с желаниями родителей, братьев, сестер у ребенка является сознание, что у других тоже есть свои желания, свои интересы.  

Но от такого сознания до признания справедливости существования других “я”со своими желаниями или, вернее, до примирения с этим фактом еще довольно далеко. Проходит не мало времени, пока в ребенке начнет, как результат опыта, вырабатываться привычка принимать в расчет еще что-нибудь, кроме своего “я”. В этом отношении ему больше всего помогают братья и сестры.

Даже первая любовь ребенка к матери или няне есть лишь результат привычки получать от этого источника удовлетворение всех своих потребностей и желаний.

Настоящее чувство любви, симпатий, готовность иной раз поступиться своими интересами ради другого являются только с возрастом, как результат совместной жизни, игр, потребности в защите, стремления делиться своими мыслями, впечатлениями, и т. д.

Таким образом, даже в средней семье мы замечаем с возрастом в детях ослабление первоначального, первобытного эгоизма, а в хорошей дружной семье этот эгоизм уже к 6 - 10 годам теряет свое доминирующее значение.

Возрастание же эгоизма и других недостатков человека начинается главным образом после вступления человека в жизнь, в борьбу за существование. Если сравнить в массе юношество и детство, то, безусловно, в первом мы найдем больше альтруизма, чувства симпатии, самоотверженности и меньше диких, первобытных черт характера. (...)

Нам говорят: устраните из жизни детей дурные примеры, и все будет хорошо. Но что значит устранить дурные примеры? Не могут же взрослые совсем устраниться из жизни детей. Ведь это невозможно.

Следовательно, дети будут по-прежнему окружены взрослыми, только в окружающей детей атмосфере будут царить истина, добро, справедливость, и тогда природа детей проявит свое совершенство.