Гомилетика: Конспект лекций заслуженного профессора протоиерея Василия Стойкова (Основа проповеди – проповедь Господа нашего Иисуса Христа. Святой Иоанн Златоуст), страница 72

Обычно считают, что первой его проповедью является беседа на начало Притч, эта беседа была произнесена в присутствии епископа, которого проповедник называет своим добрым отцом, а себя с молодым псом, скорость бега которого хотят испытать – т.е. проповедь сказана незадолго после хиротонии.

Относительно времени произнесения других проповедей – бо,льшая часть, когда он был пресвитером. С определенностью можно сказать только о беседах на Шестоднев, на псалмы, по случаю голода и засухи, с вероятностью – о слове к юношам, как пользоваться языческими писателями. Проповеди, которые указывают на духоборцев, – во время его епископства, а которые не содержат этого указания – м.б. ко времени его пресвитерского служения.

Из экзегетических особенно популярны беседы на Шестоднев. В разное время исследователи приписывали к этим беседам то 2, то 3, встречающиеся в древних рукописях без имени св. Василия. В средние века на Западе эти проповеди помещались в собрании его творений: беседа о рае и о создании тела человека – т.к. в конце IX беседы на Шестоднев он хочет изложить это подробнее. Были исследователи, которые не считали их принадлежащими ему. Исследователи нашего времени 2 из тех бесед сочли принадлежащими св. Василию Великому(?!).

Эти гомилии составляют один из наиболее известных моментов в истории церковного проповедничества, потому что экзегетические его беседы существенно отличаются от бесед Оригена, в них нет ригоризма. Приверженность буквальному методу толкования СП. В экзегетических беседах больше внимания уделяется нравоучительному и нравообличительному моменту, которые делают это настоящей проповедью, а не научным исследованием. В беседах на Шестоднев св. Василий дал истинные образцы гомилии экзегетико-нравоучительной, в которых эти 2 элемента уравновешены, здесь нет места филологическим изысканиям, как у Оригена.

Беседы на псалмы – несколько иной характер.

Сохранились беседы на 1, 7, 14, 28, 29, 32, 33, 44, 45, 48, 59, 61 и 114 псалмы. Эти проповеди стоят ближе к гомилиям Оригена, т.к. здесь больше употребляется аллегорического метода толкования СП, но нет тех крайностей, которые мы замечали у Оригена, и аллегория употребляется только в тех случаях, которые связаны с прообразами и пророчествами, поэтому аллегория умеренная, и здесь больше нравоучительного элемента. Он каждый раз оговаривается, что это его личные разумения, притом предположительные. Он объясняет то буквальный, то таинственный смысл и много говорит о нравоучении. Здесь больше, чем в Шестодневе, бесед догматических. Одна беседа – на окончание 14 псалма – тематическое слово на ростовщичество.

Проповедник объясняет не одни только эти 13 псалмов, но и другие, что видно из того, что 1-я беседа очень большая по объему, несмотря на то содержащая в себе объяснение только первых двух стихов 1 псалма, она заканчивается обещанием восполнить недостающее, т.е. окончить объяснение 1-го псалма в последующей беседе.

Беседа 3 объясняет лишь окончание 14 псалма, содержит указание, что было истолковано и начало 14 псалма (которое не сохранилось).

Говорит он о значении книги псалмов для жизни. Такой характер начала беседы дает основание полагать, что св. Василий по крайней мере намеревался истолковать все псалмы.

Блж. Августин использует эту беседу как вступление к своим беседам на псалмы.

Беседа на слова "в начале бе Слово" – тоже экзегетическая беседа. Проповедь на начало Притчей тоже относится к этой форме проповеди, но по содержанию эти проповеди одна – догматическая (в начале...), а вторая – экзегетической – на Притчей.

Св. Василий Великий неохотно давал место полемике в своих проповедях. Он считал, что в проповеди не следует касаться этих предметов. Он был полемистов, но дань полемике он отдал в своих трактатах о Святом Духе и в книгах против Евномия. Но вдаваться в полемику он считал нецелесообразным и, во всяком случае, ограничивал полемику своей проповеднической деятельности: "Непрестанно памятовать о Боге благочестиво, но описывать словом божественное дерзко, потому что и мысль не достигает воображаемого предмета, и слово ниже самой мысли – как же не быть необходимым молчанию, чтобы наше богословие не оказалось близким к опасности низости речений". Это удерживает его от широкого догматствования.