Эволюция творческого метода Патрика Уайта (на материале романов 1948-1970 годов), страница 51

«Всадники на колеснице» – это роман, в основу которого положена   религиозно-мистическая аллюзия о божественной колеснице, являющейся четырем австралийским аутсайдерам. Герои проходят через искупительные страдания и самоотречение и ощущают себя жертвами жестокого мира. Пытаясь противостоять проявлениям человеческого зла в австралийской сабурбии, «всадники» новой эпохи спасаются прекрасным видением огненной колесницы, выступающей в романе свидетельством преодоления хаоса, обретения гармонии с высшими силами. 

Постреалистический дискурс в прозе Уайта уступает место более сложному, неоавангардистскому восприятию мира, напоминающему, на наш взгляд,  «новый роман» во французской литературе. Утрачены ли  австралийским автором смысловые ориентиры или новый виток в его творчестве можно рассматривать как попытку объявить окончательный приговор человеку, выпавшему из системы нравственных координат? Ответом на этот вопрос может послужить роман Уайта «Око бури», структура и метафорика которого образуют, как мы полагаем, своеобразную архитектонику хаоса.   

2.3.  Роман «Око бури»: архитектоника хаоса

Семидесятые годы в творчестве Патрика Уайта – это время создания экспериментальных романов, которые заметно трансформируют его эстетическую систему, где главным принципом становится не «событийно – фабульный», а «ассоциативно – монтажный».[261] Строение романа подчиняется хаотичному воспроизведению автором процесса восприятия персонажами текста реальности, спроецированной на их (под-)сознание.

В романе «Око бури» Уайт подвергает деструктивному анализу внутренний мир умирающей восьмидесятишестилетней женщины  и потребительскую психологию с нетерпением ожидающих ее смерти детей.

Сюжет утрачивает значение для подобного рода повествования, где объект изображения – престарелая слепая героиня Элизабет Хантер, которая погружена в воспоминания о своей жизни, а все сосредоточенные вокруг нее персонажи сопровождают ее умирание. Содержательный уровень романа представлен несколькими визитами в «святилище» госпожи Хантер и поездкой ее детей в старый дом, где прошли их детские годы.

Элизабет Хантер как ни один из прежних героев Уайта больше всего подходит под категорию «неподвижного персонажа», обоснование которой в теории французского «нового романа» предлагает Натали Саррот: «Хирург концентрирует взгляд на участке, требующем его вмешательства, отвлекаясь от уснувшего тела. Художник тоже обязан сосредоточить внимание, любознательность на новом психологическом состоянии, забыв на какое-то время о неподвижном персонаже, что служит ему опорой».[262]Фактически Саррот призывает к изображению подсознания героя, – чем австралийский писатель занят на протяжении всего романа. На наш взгляд, в подсознании Элизабет Хантер Уайт сфокусировал доминанты (определяющие характеристики) образа:

· Детство как источник страсти к обладанию. Состояние Элизабет Хантер можно расценивать как возвращение в новое детство, омраченное опытом продолжительной жизни. Это не еще, а уже не знающий мира беспомощный «гигантский младенец» (giant baby), «старая девочка», периодически вспоминающая о куклах, подаренных ей много лет назад отцом.  В одном из своих признаний любимой сиделке Мари де Сантис госпожа Хантер поведала, что многочисленные куклы стали первым опытом в осуществлении страсти к обладанию, поэтому они так дороги ей. 

· Богатство как защита от мира. После кукол драгоценности стали предметом обожания Элизабет; гиперболизируя страсть к драгоценностям, Уайт постулирует материальную зависимость героини: «Ее драгоценности…Она знала каждый дюйм облезлой, покрытой бархатом коробки» и каждый камешек, который находился в ней.[263]   Без драгоценностей, без шкатулки с драгоценностями она чувствует себя «полностью незащищенной». Это единственный еще пока действующий символ ее силы и власти, неотъемлемая часть жизни, скрашивающая  однообразное существование старой женщины.  Она испытывает необыкновенную легкость в момент прикосновения к жемчугам, сапфирам и алмазам, начинает ловко перебирать пальцами свои сокровища. По своим драгоценностям Элизабет Хантер могла бы рассказать историю своей жизни. Так хорошо эта женщина не знала даже своих детей, имена которых она пыталась вспомнить в одном из эпизодов романа.