Эволюция творческого метода Патрика Уайта (на материале романов 1948-1970 годов), страница 5

Колмер в своем исследовании, посвященном Уайту, предлагает отказаться от понятия «религиозный роман» применительно к текстам австралийского автора, считая их мистическими. В новом типе романа, по словам критика, «вера в традиционной форме отвергнута» (о чем говорил еще сам Уайт и его биограф Марр); его семантическая основа – «видимость истины» и «духовное искупление»; его структурное решение – когерентность романа «потока сознания» и аллегории;  его архетипическое наполнение – сочетание восточной и западной традиции в духе Элиота, особенно элементов дзен-буддизма, эзотерического учения Каббалы и христианства.

Барнс при анализе основных романов Уайта «Тетушкина история», «Древо человеческое», «Всадники на колеснице» ссылается на «Бесплодную землю» Элиота, посвященную «извечной трагичности бытия». Безысходным трагизмом пронизаны и работы австралийца. Главную проблему, которая поднимается на страницах его произведений, Барнс рассматривает в религиозном контексте, обозначая ее как взаимоотношения между человеком и Богом. Критик определяет уайтовские творения как «книги–мистерии», где «слышны отголоски Ветхого Завета», а «присутствие Бога постоянно».[34]

В работе Эргила также говорится о библейском характере произведений Уайта, однако он предпочитает трактовать их культурологически. В универсальных символах, к которым обращается австралиец, можно увидеть три линии европейской культуры: иудаизма, греческого и римского христианства.

Кэрин Хэнсон, называя Уайта «экзистенциальным исследователем» в одноименной работе и снимая с него обвинения многих критиков в «элитарном и интеллектуальном снобизме», подчеркивает духовную основу его романов, каждый из которых содержит особое «религиозно–мистическое измерение», восходящее к различным мифам и архетипам.[35]

В отечественном литературоведении к фигуре Патрика Уайта обращалась Алла Савельевна Петриковская.[36] Самый полный обзор творчества австралийского писателя дается ею на страницах монографии, посвященной литературе «зеленого континента», где в седьмой главе – «Патрик Уайт и метафоры бытия» - исследователь подробно останавливается на противоречивых оценках автора современниками, некоторых биографических фактах, формировании эстетических взглядов Уайта и кратко характеризует все романы писателя как философские (или как романы-«параболы», в которых синтезируются «два плана – реальный и символико-аллегорический»[37]). Несмотря на то, что Петриковская А.С. относит Уайта к модернистской литературе (считает автора сопричастным ей) или, так называемому, психологическому («персоналистскому») направлению в культуре Австралии, обособленность писателя от реализма в ее работах лишь пунктирно обозначена некоторыми высказываниями («воюет» с австралийской традицией, создает деформированную реальность и отчужденную личность, изображает неприглядность физиологических и бытовых подробностей, не доверяет интеллекту, показывает «интуитивно-религиозное преодоление хаоса бытия», сам является отшельником, избегающим журналистов и критиков). Автор монографии «Австралийская литература» настаивает на связи прозы Уайта «с традициями критического реализма», сочувствии писателя маленькому человеку, следовании принципу социальной репрезентативности. Данный подход кажется нам неприемлемым в силу сближения Уайта с литературой критического реализма, активным противником которой выступает автор на протяжении всей своей жизни и доказывает свою позицию стилистическими деструкциями традиционного повествования, пародическими модификациями известных архетипов, постоянным воспроизведением сферы бессознательного.   

Объектом  исследования в диссертации являются четыре романа П. Уайта, написанных в период с 1948 по 1973 год: «Тетушкина история» (TheAuntsStory, 1948), «Древо человеческое» (TheTree OfMan 1955),   «Всадники на колеснице» (RidersInThe Chariot, 1961),  «Око бури» (TheEyeOf TheStorm, 1973). Предметом – эволюция творческого метода, которая наиболее ярко раскрывается в указанных выше эпических произведениях. Лишь одно из них переведено на русский язык (роман «Древо человеческое»).