Ни в одном из своих воспоминаний он не скрывает подробности личной жизни, которая, наряду с фактором культурной и религиозной самоизоляции писателя, станет веской составляющей его социальной маргинальности. Зигмунд Фрейд в «Трех очерках по теории сексуальности» определяет подобных Уайту людей как особый «абсолютно инвертированный» тип, сексуальный объект которых «может быть только одного с ними пола, между тем как противоположный пол никогда не может быть у них предметом полового желания, а оставляет их холодными или даже вызывает у них половое отвращение».[72]
Тонкий психологический анализ формирования гибридных черт характера представлен Уайтом в автобиографии «Трещины на стекле» (The Flaws in the Glass). Свой гомосексуализм, о котором автор заявляет открыто, он не осознает как нечто порочное и противоестественное. Что бы это ни было: признак наследственности – а среди предков Уайтов, кроме алкоголиков и самоубийц были и гомосексуалисты – или личное предпочтение, – писатель не отрекается от своей нестандартной ориентации, поэтому и не пытается умолчать о ней. Глубокий интроспективный подход к своему внутреннему миру позволяет Уайту установить причину, повлиявшую на формирование его девиантной сексуальности. Причина эта слишком таинственна, поэтому обозначить ее писатель может только метафорически: внешний мир для него – не что иное, как дихотомия света и тьмы, которую он ощущает внутри себя. Темнота не дает ему покоя, тревожит своей иррациональностью, наконец, противоречит принципам воспитания, привитым Уайту с детства родителями. Писатель, который не в силах сопротивляться своей внутренней сущности, вынужден признать свою девиантную природу и принять факт своего гомосексуализма как нечто данное. В старости, иронизируя над своей «гибридностью», Уайт задается вопросом: «Что было бы, если бы я родился так называемым нормальным гетеросексуальным мужчиной?» – и предполагает, что он мог бы стать «напыщенным» писателем, ослепленным славой и «нетерпимым отцом по отношению к своим детям», которые бы презирали его. А если бы он родился женщиной, то мог бы быть матерью с большим количеством детей «от страстного, ревнивого мужа» или «шлюхой», умело играющей с мужчинами, или «монахиней» с лицом «молочного цвета».[73]
Биограф автора Дэвид Марр в книге «Жизнь Патрика Уайта» (PatrickWhite: ALife) затрагивает тему интимных отношений автора, однако оставляет без комментариев его нестандартный сексуальный опыт. По всей видимости, можно говорить о влиянии инвертированности австралийца на формирование его маргинального сознания, которое созревает еще в годы обучения Уайта в школе. Ощущая свое аутсайдерство в обществе, Уайт, в большинстве эстетических работ дерзкий и непримиримый, опускается даже до самоуничижения, когда проводит компаративный анализ своей жизни и жизни других людей. Так, повествуя о своей сестре, Уайт называет себя позорным братом, который в отличие от Сюзи – чемпионки школы по боулингу, не отличался спортивными достижениями[74]. В детстве он был застенчивым и болезненным мальчиком, который боялся сквозняков и гроз. Признавая себя абсолютно ничтожным, писатель испытывает жалость к своим родителям, которым вместо крепкого наследника достался слабый ребенок, страдающий приступами астмы, а впоследствии обнаруживший в себе сексуальную инаковость. Именно поэтому многие родственники с презрением стали относиться к Патрику. В частности, кузен Уайта Алф, узнав про гомосексуализм брата, отказался от него.[75] И почти безвыездно, в течение восемнадцати лет, отверженный патриот будет жить изолированно, вдали от всех, со своим другом Ласкарисом на приобретенной совместно ферме в Касл-Хилл, в пригороде Сиднея, выращивая и продавая цветы, овощи, молоко и сливки.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.