Эволюция творческого метода Патрика Уайта (на материале романов 1948-1970 годов), страница 18

Один из исследователей творчества Уайта, прозаик и поэт Джефри Даттон  возмущен тем положением, в котором оказывается будущий нобелевский лауреат: «<…>и этому писателю, чьи корни упираются в историю родной страны и чьей подлинной творческой целью было желание докопаться до причин того, почему жизнь этой страны пошла по неверному пути, - этому писателю правящие верхи решительно отказывали в даровании и патриотизме».[95] Под правящими верхами Даттон понимает, как нам кажется,  представителей социально-критического направления в литературе, под знаком которого протекает культурная жизнь Австралии не только в двадцатые – тридцатые годы, но и в сороковые – шестидесятые. Анализируя литературную ситуацию того периода времени, А. С. Петриковская дает полную картину преобладающих в словесности «зеленого» континента тенденций: «В крупных городах образовывались «группы писателей-реалистов» - они организовывали литературные семинары и вечера, выступали на профсоюзных собраниях. Сиднейская группа в 60-е годы выпускала журнал «Риэлист». Было организовано кооперативное издательство «Австралаазиатское общество книги».[96]  В таких условиях формируется экспериментальный творческий метод виртуоза австралийской прозы Патрика Уайта.

Своими эстетическими откровениями он пытается развенчать мнение многих австралийских критиков,  приверженцев демократической литературы, о себе,  как бесталанном писателе. Каждый новый роман Уайт расценивает как очередное доказательство своего мастерства, как определенную ступень в своем интеллектуальном развитии: «Всю жизнь мне пришлось  доказывать моим хулителям свое превосходство». [97]

Творческий метод Уайта является попыткой преодолеть укоренившуюся в книгах его соотечественников реалистическую традицию. «Австралию можно писать иначе»,  -  заявляет автор и ищет принципиально иные подходы к созданию художественного текста.[98]  Ему удается сконструировать собственную художественную модель мира,  базирующуюся на принципе субъективизма и ориентированную на упорядочивание хаоса человеческого сознания. Уайт идентифицирует себя со своими персонажами и не может отказаться от мысли,  что каждый его герой – это он сам,  но тщательно замаскированный. «Все художники – ужасные эгоисты», - пишет австралийский автор в эссе «В творческом процессе» (1969),  поэтому   в произведениях он в большей степени размышляет о себе,  осуществляя тем самым подробную интроспекцию своего амбивалентного сознания.[99]

  В насыщенных метафорами статьях,  эссе и автобиографии «Трещины на стекле»  П. Уайт предстает как аутсайдер в литературной элите ХХ века. В его эстетических сочинениях не упоминаются имена признанных австралийских реалистов,  влияния которых как будто бы избегает Уайт. Этот факт свидетельствует о культурной самоизоляции писателя или его отказе от австралийской литературной традиции.  Нам кажется, что эскапизм – бегство от людей и традиции – становится основным лейтмотивом поведения писателя. Кроме того,  обвинения в экспатриантстве заставляют Уайта занять негативную позицию не только по отношению к современной реалистической литературе,  но и к своей собственной стране,  которую он очень любит,  но господствующие потребительские принципы жизни в которой не принимает: «Во все стороны протянулась Великая Австралийская Пустыня,  где разум – самый дешевый вид собственности, где богач – столп общества,  а школьный учитель и журналист задают тон так называемой интеллектуальной жизни,  где красивые юноши и девушки глядят на мир невинными голубыми глазами и ничего не видят<...>»[100].  Подобными высказываниями Уайт ставит себя вне догм австралийского социума,  заявляя о своей исключительности и индивидуальности.  В этих же словах писателя можно прочитать формулу австралийского китча,  которую гротескно-иронически  переосмысливает в своем творчестве,  сближаясь с постмодернистской тенденцией пастиша. Высмеивая примитивные идеалы социальной мифологии своей страны, Уайт тем самым избегает превращения в «бесплоднейшее из всех существ,  именуемого лондонским интеллектуалом»[101]