На наш взгляд, уже первые романы писателя («Тетушкина история» и «Древо человеческое»), принесшие Уайту известность в США и Англии, становятся свидетельством его постепенного отхода от реалистической эстетики. Метафорически эту особенность в творчестве австралийца можно обозначить так: за сосредоточенностью нарратива Уайта на воспроизведении индивидуального субъективного опыта узнается «Великая Австралийская Пустыня», в которой от жажды непонимания гибнут затерянные в лабиринте собственного подсознания герои, такие как Теодора Гудмен, Рут Голдболд, Олф Даббо, Хертл Даффилд, Элизабет Хантер. Однако художественный эксперимент Уайта, продолжавший авангардистскую линию англоязычной литературы первой половины ХХ века, является тяжелым испытанием для самого автора, отверженного австралийскими издателями, критиками и читателями. Его имя долгое время отсутствует на страницах обзоров национальной литературы, поэтому многие австралийцы не знают, кто такой Уайт, даже в то время, когда десять тысяч экземпляров его романа «Древо человеческое» продаются в США за две недели. В девяностые годы, уже после смерти Уайта, на страницах одной из виртуальных библиотек Австралии появляется следующая запись: «На протяжении всей жизни писателя его сочинения называли «неавстралийскими», а его стиль критиковался как «интеллектуальный» – и, значит, не предназначался для обычного австралийского читателя. Люди все еще думают, что Патрик Уайт – скучный британский писатель».[66] Это высказывание лишний раз подчеркивает аутсайдерство в своей собственной стране признанного в 1973 году шведскими академиками автора. Его творческая судьба складывается достаточно сложно, целиком и полностью зависит от гигантов издательского бизнеса на североамериканском континенте, на который возлагает свои надежды Уайт. Он знал, что Австралия никак не могла простить ему многолетнего пребывания за пределами родной страны. Не вписываясь в общественный контекст австралийской реалистической традиции, активно поддерживаемой прозаиками социалистической ориентации – Вэнсом Палмером, Катариной Сусанной Причард, Аланом Маршаллом, Димфной Кьюсек – Уайт тем более вряд ли мог рассчитывать на признание даже в том случае, если бы он никогда не выезжал из Нового Южного Уэльса. Ведь история его жизни и творчества носит эскапический характер и может быть расценена как бегство от стереотипов. В таком случае, социальной доминантой поведения автора можно считать маргинальность, под которой мы будем понимать «пограничное положение» писателя по отношению к австралийской общности. Уайт не вписывается в современную ему господствующую рациональную национальную «парадигму мышления и, тем самым, довольно часто обнажает противоречия и парадоксы магистрального направления развития культуры».[67] Формированию маргинальной позиции автора способствовали его постоянные «вынужденные» визиты сначала в Европу, а потом на Ближний Восток. Эти эпизоды из жизни Уайта станут в дальнейшем веским поводом для обвинения его недоброжелателями в экспатриантстве.
Скитания Патрика с одного континента на другой начнутся задолго до того, как он станет ведущим романистом англоязычной прозы. Фактом своего рождения в Англии Уайт обязан родителям, которые в 1912 году из Австралии отправились в путешествие по Европе. В возрасте шести месяцев мальчика привозят в Сидней, где он будет благополучно расти на протяжении тринадцати лет.
После этого начинается период «тюремного заточения» Уайта в английской школе в Челтенхеме, когда в его мировосприятии обнаружатся, о чем свидетельствуют письма и автобиография, первые следы неприятия окружающей действительности и «странные» вкусы мальчика не только в области литературы, но и в эмоционально-чувственной сфере. Воспоминания о Челтенхеме омрачаются ежедневными мучениями, которым подвергается Патрик со стороны британских мальчиков из респектабельных семейств, презирающих его за австралийские корни: «Во время завтрака в школе самые жестокие мальчишки неожиданно начинали разговор о своих богатых родителях… Мне напоминали об уродстве, связанном с моим австралийским происхождением. Я не смел открыть рот, испытывая чувство страха перед гордыми детьми британского правящего класса».[68] К «странным» литературным увлечениям Уайта относят его «страсть к Чехову, Ибсену и Стриндбергу», что удивляет и возмущает классного наставника мальчика. Сам писатель предполагает, что интерес к литературе был вызван астмой, причинившей ему немало страданий в детстве и уже во взрослой жизни.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.