Теодора поворачивала свои руки, которыми никогда не знала точно, что можно было делать, и еще меньше она могла знать это сейчас. Ее руки, она часто это чувствовала, принадлежали ей как будто случайно. Она смотрела на них, замечая их странность и их отчужденность, как будто у этих рук была своя судьба, самая странная и несчастная из всех возможных.[137]
3. Использование экспрессионистской техники монтажа (один из вариантов которого – нанизывание и перечисление), за счет которой объединяются разные куски, «сферы действительности – от низшей, биологической и физиологической <…> до высшей, заоблачной» - библейской; кино- и фотомонтажа, архитектурного конструктивизма; симультанность повествования.[138] При этом достигается многослойное видение жизни. «Если роман нельзя разрезать, как дождевого червя, на десять отдельных частей и каждая часть не будет двигаться самостоятельно, он никуда не годится» - под этим высказыванием Деблина понимается «содержательность каждого отрезка» текста, его «протяженность» в глубину» .[139] В романах Уайта нередко отсутствуют переходы от одного изображаемого фрагмента к другому, писатель как бы монтирует разные куски, проводит резкую смену одного другим.
4. Функционирование особого «я» в тексте, высказывания которого закавычивать необязательно; фиксация непроизнесенного героем слова иным способом (сиюминутный краткий поток сознания и т. п., отдельные реплики как будто принадлежащие и не принадлежащие персонажу); таким образом жизнь «внедряется в сознание человека», ни внешний пласт, ни внутренний не превалируют: сознание и действительность выступают на равных.[140]
5. Стихия иронии и пародирования. С учетом смехового дискурса построены все романы П. Уайта, что связано с намерением писателя показать изнанку жизни, нарисовать ее не такой, как это было принято в реалистической литературе Австралии.
Романам Уайта свойственно смысловое и структурное пересечение с интеллектуальной прозой Томаса Манна, в частности, с его романом «Волшебная гора». Однако приближенный больше к деблиновской динамике повествования текст Уайта свободен от философски виртуозных, научных размышлений Манна, составляющих выходящую за рамки реалистического романа сферу идей. Среди героев австралийца нет интеллектуалов, иногда они достаточно образованы (как, например, актер Бэзил в романе «Око бури»), но стремление к роскоши убивает в них мысль, которую пытается восполнить за своих героев автор. Манн, наоборот, стремится добиться в тексте интеллектуальной «активизации человеческой личности».[141] Уайт, избирая, подобно немецкому писателю, несложный сюжет для своих произведений, а иногда и вовсе пренебрегая им, воспроизводя то текучесть, то стремительность жизни своих героев, замыкает действие в рамках узкого пространства, периодически смещая точки расположения героев. В романе Т. Манна топос изображения ограничен высокогорным санаторием для легочных больных, в романах Уайта – домом Теодоры, гостиницей, заброшенным поместьем («Тетушкина история»), жилищем четы Паркеров («Древо человеческое»), комнатой умирающей Элизабет Хантер и островом («Око бури»).
Символической «Волшебной горой» уайтовских героев становится отель де Мюди (в «Тетушкиной истории»), кровать и горный остров (В «Оке бури»). Французский отель де Мюди напоминает созданный Манном швейцарский санаторий и представляет собой Европу в миниатюре.[142] Манн собирает «на горе» пациентов разных национальностей, и ни у кого не вызывает сомнения, что в большинстве своем они обречены на гибель. Русская Клавдия Шоша, голландец Пеперкорн, итальянец Сеттембрини, австриец Нафта «тщетно пытаются отыскать смысл и оправдание своей жизни, которая стремительно движется к концу <…>».[143] Потерянными для общества, лишенными привычных жизненных ориентиров можно назвать обитателей отеля де Мюди, являющихся типичными эмигрантами и вынужденными покинуть свою родину по личным (например, развод с мужем, измена любимой) и общественным (революция в России) причинам. Немки - близняшки Блош и Берт, немецкая графиня Лиселот, англичанин Уэзерби, гречанка Катина, американка Рапалло – все они, как и пациенты санатория, остаются в отеле «на долгое время, на целые годы».[144] Кроме того, сюжетный виток ироничной любви Ганса и Клавдии напоминает комичную любовную интригу Теодоры и генерала Сокольникова. Шуточная сцена любовного объяснения Ганса с мадам Шоша, поданная в физиологическом контексте, трансформируется у Уайта в снижение мужского образа: Алеша признается в любви Теодоре, в то время как она замечает его грязные ногти.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.