«Правда ли холодно, Сестра?»
« Да, дорогая, холодно» - , ответила сестра Мэнхуд, - « или холодно только здесь».
В самом конце парка, прохаживались люди, пряча свои тела в самодельную одежду, уже порядком поизносившуюся в холодном климате, который официально считался теплым. Одежда и песок утяжеляли движение прогуливающихся; все они были средних лет…
Сестра Мэнхуд была непонятно чем довольна.
« Кровать холодная» - , пожаловалась госпожа Хантер.
«Вы почувствуете тепло. У вас есть бутылка с горячей водой. Жакет и носки. Ваши ноги в тепле». Дремота пациентки оставила сиделку в покое.
«При чем здесь тело! Мне что–то приснилось».
«Разве вам от этого не было хорошо?»
«Нет. Не было. Я лежала на своей кровати, не знаю, где был мой муж. Возможно, он умер. Нет. Было гораздо хуже, чем это. Он ушел, оставив меня одну в Куджери с моими детьми – Бэзилом и Дороти – до того, как они родились. Ведь они были близнецами, не так ли? '
Сестра Мэнхуд едва могла поверить этому. (А что, если близнецы были внутри нее?)
«Во сне, да» - , сказала госпожа Хантер. «Но в жизни, я не могу вспомнить. Они были, сестра?»
«Вы - одна, кто может это знать. Они принадлежат Вам». Ради Бога!
«Во сне они хотели быть близнецами. Я могла слышать их зов в своей утробе - они винили меня в том, что я помешала им любить друг друга».
Сестра отпихнула стул в сторону. [152]
Намерение Джойса показать «распад» семьи и общества превратило его замысел не просто в «библию модернизма», по выражению критиков (Володарской Л. И., Ивашевой В.В., Синило Г.В.), но в «травестию мифологии», «антиэпос» (Гарин И. И.) мировой литературы, где все ценности были вывернуты ирландцем наизнанку. Уайт сближается с Джойсом по характеру язвительного отношения к миру, над которым открыто иронизирует, нередко прибегая к саркастическим пассажам и буквально все подвергая осмеянию: смерть и лежащую в гробу женщину, дабы показать непреодолимый разрыв между матерью и дочерью («Тетушкина история»), церковь, богослужение и священнослужителей, дабы выразить свое презрительное отношение к церковным канонам и ее приверженцам («Древо человеческое»), эгоизм, беспомощность и нелепую смерть в бочке с водой отца мисс Хейр («Всадники на колеснице»), нескрываемый интерес к мужчинам и любовные притязания восьмидесятишестилетней женщины («Око бури») и т.д. Джойсовское мастерство художественного эпатажа проявляется в прозе Уайта как в отсутствии избирательности (категория нормативности/ненормативности, моральности/аморальности неприменима к творчеству Джойса и Уайта) – все достойно внимания, - так и в построении модернистской модели человека, имеющей внутреннюю (сознание, подсознание) и внешнюю (физиология) структуру. Как и Джойсу, Уайту физиологизмы, «эпос тела», «буйство человеческого «низа», непотребности и непристойности «были необходимы для демонстрации Полноты Жизни, не знающей противоестественности <…>»; во всем этом «скрывалась реакция нового человека на омертвение жизни, ущербную суровость догматизма, бездну человеческой глупости и бессмыслия».[153] Поэтому герои Уайта в любую минуту могут поддаться страстному порыву, детализацией в описании физиологических подробностей которого не пренебрегает автор (Бэзил вступает в связь с сиделкой своей матери в романе «Око бури»), или быть физиологическим объектом для наблюдения со стороны Уайта, описывающего преимущества или ущербность человеческого тела (Стэнли Паркер, Элизабет Хантер и др. ).
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.