Эволюция творческого метода Патрика Уайта (на материале романов 1948-1970 годов), страница 50

Третий ключ к пониманию романа – центральный эпизод – распятие Химмельфарба на палисандровом дереве. Символично, что молодые фабриканты распинают еврейского беженца в Страстную пятницу. Невзирая на то, что казнь проводилась «в шутку», она все -таки оказалась настоящей –  с криками, плевками, беснующейся толпой, а Химмельфарб невинной жертвой презрения со стороны австралийских рабочих к аутсайдерам, иноземцам:

Кто – то из присутствующих готов был кинуть молоток или воткнуть нож, если бы это орудие было под рукой. Конечно в еврея. И при этом последний не возразил бы. Именно это бесило толпу… Они прижали его к дереву… Он точно не возражал и поначалу воспринимал их жестокость как шутку… 

  Даббо увидел, что они начали поднимать еврея. Они привязали  его к дереву. 

Толпа кричала…

  Еврей висел. Если он не был объектом для презрения, он мог бы вызвать сострадание. Через порванную рубашку виднелась кожа, висевшая на ребрах. Те, кто остался, могли бы принять его за мертвого.

С самого начала Химмельфарб знал, что он обладает силой…Во время проклятия, и растаптывания, и смеха, и поднятия, и боли, он продолжил ожидать. Он приподнял голову. И ощущал неподвижность и ясность, которые были неподвижностью и ясностью чистой воды, в центре которой отражался его Бог.[260]

Распятие объединяет четыре судьбы. Алф Даббо присутствовал при казни Химмельфарба, увидел в нем Христа, но вмешаться не мог, ибо он «не актер и не зритель, а самое несчастное из человеческих существ – художник». Тем не менее, Алф передал страдания жертвы в своих картинах – «Колесница» и «Положение во гроб». Мисс Хейр бросается спасать Химмельфарба в горящем доме, но ее опережает Рут Годболд –«воплощение добра», которая после казни ухаживает за мучеником вместе со своей дочерью.   

Нарративная техника Уайта составляет сложный конгломерат прошлого и настоящего, история одного героя находит неожиданную параллель с историями непохожих на него персонажей. Так, в момент распятия Химмельфарба, мисс Хейр своим внутренним естеством «почувствовала беду». Для обозначения смысловой точки пересечения двух судеб Уайт прибегает к разрыву сцены распятия необходимым упоминанием переживаний духовно близкой Химмельфарбу мисс Хейр. Текст структурирован таким образом, что в первой его части происходят символические встречи ключевых фигур повествования, противостоящих миру, а в двух последних частях – шестой и седьмой (заключительные дни страстной недели и Воскрешение) – распятие стягивает в один узел четырех одиночек.  Мысль о несовместимости австралийского дома как воплощения ложного рая на земле с опытом духовных избранников завершает повествование. Как и в предыдущем романе, во «Всадниках» Уайт проводит своеобразный духовный эксперимент, поместив в австралийскую действительность четырех героев, которых он буквально отдает на растерзание обществу. Персонажи смело проходят через уготованные им испытания, и финал романа свидетельствует о постреалистическом решении автора, оставляющего читателю надежду на «пробуждение голоса совести» в людях.

Таким образом, на втором этапе творчества эволюция метода Уайта происходит в сторону постреалистического мировосприятия, которое в полной мере отражено в двух произведениях писателя – «Древе человеческом»   и «Всадниках на колеснице».

Ироничная оценка автралийской сабурбии, наряду с саркастическими и пародическими пассажами определяют характер модифицированной (демифологизированной) «книги бытия» Уайта, в названии которой запечатлен один из распространенных архетипов – древо жизни. Присущая Стэнли Паркеру идея гармонизации хаоса, вербально не выраженная в образе героя, но подсознательно реализуемая им в поединке с природой и созидательном труде, привносит в его существование естественный смысл, сходный с традициями дзен-буддизма. Во «Всадниках» рельефнее прописана мистическая сторона в духовном становлении четырех персонажей и архетипическая составляющая текста, восходящая к традициям иудаизма и христианства.