Эволюция творческого метода Патрика Уайта (на материале романов 1948-1970 годов), страница 17

Спустя два года непрекращающиеся духовные поиски писателя, превратившегося на некоторое время в бушмена, заставляют его снова приняться за сочинение. Его замысел получает первоначально символичное название, которое могло бы иметь дополнительную автобиографическую коннотацию -  «Приговор к пожизненному заключению» (переименованного в «Древо человеческое»). Это о своем приговоре, о своем страдании, о своем поиске Бога пишет Уайт роман, посвятив его Маноли. Нечеловеческое упорство и сила необходимы автору, чтобы за шесть месяцев в особых условиях создать текст. С пяти утра до пяти вечера Уайт вместе с другом работает на ферме, в девять вечера «смертельно уставший падает в кровать», в полночь встает и до четырех тридцати пишет. Маноли Ласкарис кипятит для Патрика чай, на некоторое время составляет Уайту компанию и уходит спать.[89] Иногда приступы астмы мешают работе писателя над книгой, но он старается продолжать даже лежа в постели. 

Когда монументальный труд объемом в 715 листов окончен, начинаются самые страшные мучения для Уайта. Ни одно издательство ни в Нью-Йорке, ни в Лондоне, куда направляются копии романа, не печатает его. Уайта постигает та же участь, что в свое время Джеймса Джойса, тексты которого отвергают все издатели. Но все-таки знакомые австралийца добиваются того, что кто-то был готов заключить с ним контракт при условии значительного сокращения романа. Уайт остается категоричен: «Не уберу ни запятой!»[90] Упорство автора находит отклик у одного американского издателя, который выпускает «Древо» тиражом в десять тысяч экземпляров и не жалеет об этом, ибо роман расходится в США за две недели. Нью-йоркский критик Стерн объявляет «Древо человеческое» «величественной и внушительной работой подлинного искусства, которая открывает универсальный опыт человека».[91]    Р. Бриссенден,  обобщая все мнения о тексте,  высказывает подобную точку зрения: «Рецензенты назвали «Древо» великим романом, а Уайта – великим романистом».[92] Это произведение приводит критиков к сравнению Уайта  с Томасом Гарди, Л. Толстым и Д.Г. Лоуренсом. Данное суждение, на наш взгляд,  не совсем обосновано, поскольку роман Уайта представляет собой не столько эпическое повествование в духе Толстого и Гарди или гимн «естественному» человеку и свободному проявлению его чувств в духе Лоуренса, сколько пародийное переосмысление опыта человеческого существования.  

С момента международного признания положение  Уайта в Австралии стабилизируется. Он продолжает оставаться религиозным и гендерным маргиналом и вызывать возмущение у реалистов и критиков реалистического толка, не удовлетворенных изощренной повествовательной техникой и откровенным физиологическим бурлеском его новых сочинений, которые с периодичностью в два – четыре года   выходят в свет: сложные притчеобразные романы «Фосс» (1958) и «Всадники на колеснице» (1961), сборник новелл «Обожженные» (1964), написанный под сильным влиянием Юнга психоаналитический роман «Амулет» (1966), философско-мистические романы «Вивисектор» (1970) и  «Око бури» (1973), экспериментальные романы «Повязка из листьев» (1975) и «История Твиборна» (1979).      

Начало семидесятых годов обозначают как заключительный этап в творчестве Уайта, когда он вступает в «новую фазу <...>, отмеченную иносказательным языком, размытостью и усложненностью картины мира».[93] Это время триумфа австралийского писателя. В речи члена Шведской академии Артура Лундквиста отмечается, что, хотя Уайт «постоянно ставит под сомнение возможности мышления и искусства, и то и другое постоянно присутствует в его произведениях».[94] Мы полагаем, что будучи отчужденным от реалистического корпуса австралийской литературы, Уайт путем использования оригинальной повествовательной техники создает виртуальную модель современного мира, в котором проблема смысла приобретает ироничное постмодернистское звучание.

 В восьмидесятые годы Уайтом была написана автобиография «Трещины на стекле» (1981) и последний гротескный роман-дневник «Мемуары многоликой» (1986).