Эволюция творческого метода Патрика Уайта (на материале романов 1948-1970 годов), страница 2

Стремление выявить принадлежность П. Уайта к определенному литературному направлению почти не обнаруживается в работах как зарубежных, так и отечественных литературоведов. Среди них есть те, кто склонен считать его сторонником реалистической традиции и те, кто видит в Уайте исключительно модерниста.[6] Хотя, по нашему убеждению, оригинальность его творческой манеры заключается в способности сочетать явления гетерогенного характера: постреализм и модернизм. Есть в творчестве Уайта романы, в которых герой «ждет и надеется», противостоит напору абсурда (постреализм), и в которых абсурд поглощает героя, потому что «ждать некого и надеяться не на что».[7]  

Уайт один из первых в Австралии сумел соединить в своем творчестве противоречащие, на первый взгляд, друг другу явления: легко узнаваемые реалии материальной культуры родной страны в их китчеобразном проявлении и иррациональные процессы, протекающие в человеческом подсознании. Подобно катастрофическим событиям XX века хаос врывается на страницы его произведений, сметая на своем пути фальшивые, по его мнению, гуманистические идеалы, массовые стереотипы и превращая нравственную стерильность отрешенных от мира сего людей в девиантный показатель их маргинальности. В его текстах господствует «человеческое «я» и отторгнутый человеком вещный мир, что, по мнению Д. В. Затонского, является показателем «нереалистического художественного миросозерцания».[8]

Сам Уайт, в силу аутичного мировоззрения, считал свои тексты веским оправданием собственной бессмысленной жизни. Но мифологема абсурда, инициированная в сознание персонажей, остается сферой размышлений писателя. В стремлении Уайта дистанцировать себя от социума и «унылого», по замечанию самого автора, критического реализма нам видится проявление дискуссии, развернувшейся в американском литературоведении сороковых годов (совпадает с началом творческой деятельности Уайта). Основные ее позиции были освещены в статье известного американиста Я. Н. Засурского.[9]  В 1946 году критик  - идеалист Лайонел Триллинг выступает против «двух принципов литературной деятельности писателей – реалистов: отражения в искусстве реальной действительности и стремления выразить тревогу за судьбу общества – против правдивости и социальной осмысленности их творчества».[10] Главными принципами художественной изобразительности он считает субъективизм и иррационализм, а основным предметом изображения – «Я» человека и его столкновение с обществом и культурой, «фрейдистское копание в потемках больного сознания»[11]. По сути, Уайт – это австралийский Триллинг.

Среди уайтовских литературных кумиров, являвшихся и основными источниками формирования его нереалистической эстетики, были: немецкие романтики, в частности Гофман, эпатажный символист А. Рембо, «отец модернизма» и создатель техники «потока сознания»  М. Пруст, английские модернисты – экспериментатор Д. Джойс и сторонник телесного культа в литературе Д. Г. Лоуренс, американский романист-космополит Генри Джеймс, непредсказуемый Сол Беллоу, а также русские писатели Тургенев и Достоевский. Философские  влияния на Уайта были в большей степени связаны с сочинениями двух немецких мыслителей-иррационалистов – средневекового эзотерика И. Экхарта и пессимиста А. Шопенгауэра –, а также  еврейского религиозного автора М. Бубера. В диссертации при описании формирования художественной системы Уайта основное внимание уделяется интертекстуальным параллелям, определившим, по нашему мнению, своеобразие метода писателя. 

Джефри Даттон называет романы Патрика Уайта «барометрами деструктивного процесса»: «Апеллируемые одновременно и к отчаянию, и к  радости, они стали смелой реакцией на штормы, которые почти разрушили Европейскую цивилизацию, на суровую действительность Австралии и сухость австралийцев…»[12]. Некоторые критики склонны считать, что Уайт фактически разрушил роман как литературную форму и в традициях Джойса и Лоуренса создал свой собственный стиль и метод[13].