Негативное отношение к себе, как к иностранцу и аутсайдеру, писатель ощущает с того момента, когда возвращается на родину после двадцатилетнего отсутствия. Он отказывается от термина экспатриант по отношению к своей персоне и предпочитает свои долгие скитания по свету рассматривать в контексте библейской притчи о блудном сыне. История новозаветного архетипа повторяется на судьбе Уайта. Сначала – обучение в привилегированной английской школе; затем – путешествие по Европе; после – Кембридж и ежегодные выезды в Германию и Францию с целью совершенствования иностранных языков; последний этап странствий – служба офицером и возвращение в Австралию.
История блудного сына повторяется на судьбе П. Уайта, но возвращение не сулит ему почестей и славы. В своей стране он долгое время остается непризнанным талантливым писателем. Его мысль пускается в мучительный духовный поиск в жизни и в творчестве. Но и здесь австралийский автор остается одиночкой среди своих соотечественников.
Оригинальность повествовательной манеры Уайта заключается в признании им импрессионистского характера собственного творчества. Очень часто его произведения напоминают полотна импрессиониста. «Почему автор не может использовать такое письмо, как живописец использует краску? Это возможно» - и своим творчеством писатель доказывает это, используя кисть настоящего художника, который способен проникнуть в эзотерические глубины души человека. Порой текст Уайта состоит из слишком расплывчатых линий, грубых мазков, которые, будучи нанесенными на сознание и подсознание героев, оставляют у читателя впечатление размытости, незаконченности, фрагментарности, хаотичности. Так может быть охарактеризован метод Уайта более позднего времени (начиная с «Ока бури»). Творческая лаборатория писателя тоже представляет собой нечто сумбурное, исключая, пожалуй, последовательность действий. Одно из рассуждений Уайта о методологии творчества заканчивается своеобразным алгоритмом написания текста. Писатель рассуждает о процессе создания произведения: «Я всегда пишу три варианта книги. Первая – всегда агония и хаос; никто бы не смог ее понять; со второй я получаю форму, с ней все более-менее становится на свои места… В третий вариант я буквально вгрызаюсь, вношу в него необходимые коррективы, ненужное удаляю»[102]. Началом жизни любого текста Уайт считает характеры, которые его интересуют больше, чем действие, событие и ситуации. Ради детально прописанного характера австралийский автор готов пожертвовать сюжетом, освобождая от него произведение. При этом основная идея, которую преследует Уайт в каждой своей книге: подступиться к сути действительности, структуре реальности, избавиться от поверхностности. Но способ достижения поставленной писателем цели субъективен, не реалистически, а психоаналитически ориентирован : «Все, что я делаю в романе – через интуицию, а не разум»[103] - поэтому его отвергают интеллектуалы австралийского реализма.
В эссе «В творческом процессе» , где Уайт заявляет о себе как об аутсайдере, он признает свою оторванность не только от каких бы то ни было литературных течений и направлений, но и от общества в целом: «Я бы не называл себя гуманистом. Я безразличен к людям вообще»[104]. Тем не менее, отмечая в себе наличие «стадного инстинкта», австралийский писатель признает необходимость в контактах с избранными им людьми. Тенденция к осторожному сближению, дифференцированная коммуникация станет одной из составляющих его творческой манеры. Герои произведений Уайта, словно выхваченные из тотального хаоса действительности, пытаются в своем подсознании отыскать иррациональные способы связи с миром и ее отдельными представителями. Так, Теодора Гудмэн, главная героиня романа Уайта «Тетушкина история», вынуждена общаться со своими родственниками по мере необходимости, предпочитая быть погруженной в собственное «Я», принимающего на страницах текста форму ретроспекции.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.