История Русской Православной Церкви от эпохи Петра до 20-х годов ХХ века, страница 45

Такого рода  давление  (а  если  говорить  о православном населении, то для выполнения  барских  повинностей  иногда  на время   говения   специально  усылали  в  села,  где  не  было православных церквей) очень методично осуществлялось, и именно в эти  годы  закладывается  постоянно  действующая  структура, которую иначе как униатско-папистской мафией,  назвать нельзя.

Если ее  существование  на какое-то время и было прервано,  то возродилась она в наши годы,  и всякий может понять,  что  это такое. Несмотря  на то,  что чиновничество было православное и очень часто   религиозно   безразличное,   тяжелому   давлению подвергались православные  и  униаты довольно сильному.

Этого русское  общество  не  осознавало,   но   прекрасно понимал это митрополит Иосиф.  Когда речь заходила о том,  что такого рода  меры  являются   бюрократическим   насилием,   он отвечал, что   это   единственный  способ  как-то  защитить  и обезопасить вновь обращенных или не желающих,  чтобы их  снова под  давлением  обратили  в  католичество,  от  того страшного давления, которому они со  стороны  этих  польских  панов  все время подвергались.

Отчасти это было справедливо,  но при таком общем подходе несправедливостей избежать   было  невозможно.  Тем  не  менее русское правительство долго колебалось, идти по этому пути или нет, но   после   польского   восстания   вопрос   был   решен окончательно. Здесь  стали  действовать  в  прежнем  духе,  но гораздо более  энергично,  после  смерти митрополита,  который поначалу сочувствовал  деятельности  Иосифа  Семашко  и   тоже желал, чтобы  уния  была  защищена  русским правительством без всяких попыток  ее  ликвидировать  и  свести  к  обыкновенному римскому католицизму,  но  самому переходу в Православие он не сочувствовал, хотя  особо  энергичной  деятельностью  тоже  не отличался.

После его смерти в 1839 году  наконец  было  собрано  все духовенство, и   подавляющее  большинство  епископов  на  этом собрании приняли решение об обращении в Православие. Но были и протестанты (около сотни или более), ко многим из которых были применены административные  меры,  в  частности   высылка   во внутренние губернии  России.

Польская шляхта не только внутри России, но и особенно за ее пределами крайне преувеличила насилие,  которое было,  хотя оно действительно    было.    Часть    духовенства,    которая отказывалась подчиниться этому решению, насильно высылалась во внутренние губернии,  а  самое  главное  -  это  решение  было интерпретировано так,  что все без исключения, кто принадлежит к униатскому вероисповеданию,  теперь перешли в Православие. А

в России  действовал  закон:  всякое  отречение от Православия подвергается гражданским карам. Таким образом люди, записанные в Православие  без  их согласия,  становились государственными преступниками, если хотели его покинуть.

Конечно, в  действительности таких людей было немного,  и большей частью это были люди,  соблазненные польской агитацией и материальными  выгодами.  Сам  отец Иосифа Семашко (а он был священником) за ним не последовал.  Поэтому та медаль, которая была выбита  по поводу обращения униатов в Православие (на ней была надпись: "Отторгнуты насилием, воссоединены любовью"), не полностью отражала   все  события:  насилие  безусловно  имело место, хотя  и  не  в  таких  масштабах,  как  это  было   при учреждении Брестской  унии.  Но  польская  пропаганда  все это очень преувеличила,  особенно  за  рубежом.  Митрополит  Иосиф изображался зверем,   который   избивает   с   помощью  солдат базилианских монахов  и  монахинь  и   насильно   загоняет   в

Православие.

На этой  почве  ввела   в   заблуждение   римского   папу авантюристка  Мокрина  Мечиславская.  Она завоевала поклонение всего  эмигрантского  польского  общества  как   мученица   за католическую   веру,  выдав  себя  за  монахиню  базилианского монастыря из  Минска,  которую  подвергли  вместе  с  сестрами необыкновенным   мучениям   солдаты  под  личным  руководством