История Русской Православной Церкви от эпохи Петра до 20-х годов ХХ века, страница 175

восторжествовать  и  установить какую-то новую справедливость.  Такого рода люди переходят на службу к большевикам,  но  какое-то  внутреннее отвращение к ним остается.

С другой   стороны,   учитывая,   что   эта   революция   глубоко антинациональна и из-за многочисленных других национальностей, живущих в России, причем латыши в основном могут поставить тоже рядовых, может быть,   особенно  верных  и  преданных  (это  все-таки  не  уголовники латышские  стрелки),  то  среди  офицерской   массы,   кроме   русских интеллигентов выделяются евреи и,  как отмечал Короленко,  которого не обвинишь в антисемитизме,  их такого рода  действия  вызывают  чувство особого возмущения.  Вроде бы они не отливаются от других большевиков, но вызывают особое возмущение.

Это в особенности чувствует простой народ. Нет оснований считать, что большевистская партия выполняет какие-то  особые  цели  сионистов, потому что развернуто все это движение немецкой разведкой,  а немецкий

Генеральный штаб совсем не состоял на службе  у  сионистов.  Прав  был

Шульгин,   что   если   бы   среди  офицеров  не  было  представителей образованного сословия,  то одна масса подонков не могла удержаться  и всю   эту   революцию  сделать.  Поэтому  в  народе,  учитывая  старую антисемитскую пропаганду,  возникает чувство,  что все это  связано  с еврейским  засильем.  И тут формы борьбы с антисемитизмом таковы,  что они лишь способствуют его  развитию.  В  частности,  настоятель  храма

Василия  Блаженного  в  1918  г.  устраивает  особые  молебны младенцу

Гавриилу.  Некоторые  считают,   что   его   канонизация   не   совсем соответствовала   каноническим   нормам   (сейчас  не  будем  на  этом останавливаться),  но это  внутреннее  дело  Церкви.  Справедливы  или несправедливы  эти  народные представления,  но в такого рода молитвах никакого антисемитизма еще нет.  Тем  не  менее  организуется  процесс против Иоанна Восторгова.

Правда, исторические свидетельства расходятся:  одни  утверждают, что  на  процессе  он  был оправдан (а попросту говоря,  его взяли как


- 12 заложника и расстреляли через несколько дней),  а другие - что он  был осужден  за  антисемитизм.  Понятно,  что такого рода расстрел чувство антисемитизма  только  стимулирует:  за  молитву   батюшку   взяли   и расстреляли.  Это,  в свою очередь,  вызывало всякие эксцессы там, где приходила  другая  власть.  Церковь  всегда  против  таких   эксцессов возражала как против недопустимых для православных.

Отчасти эта сложная ситуация объясняет и гибель царской семьи. Об этом мы поговорим в следующий раз. Но в целом когда говорят о причинах их  гибели,  упускают  из  виду  двойственное  состояние,  в   котором оказалась большевистская власть.  Известно,  что император был вывезен еще при Керенском в Тобольск,  а затем, учитывая опасения большевиков, что их могут освободить,  царская семья была в два приема переведена в

Екатеринбург, где было очень сильно большевистское влияние.

Безусловно, с одной стороны для большевиков совершенно невозможно было освобождать кого бы то ни было из царской семьи, потому что они в этом  случае  лишались бы того ореола революционности,  который был им необходим,  чтобы вести  за  собой  всю  эту  разнузданную  и  злобную бесовскую  массу,  для  которой  убийство  "буржуев",  и  даже  детей, представлялось совершенно естественным. Если кто-то освобожден, то это следствие  недостаточной  революционности  тех,  кто  их освободил.  С

другой стороны,  любой процесс еще как-то мог  бы  оправдать  убийство царя,  крайне  сомнительно  -  убийство царицы,  но убийства царевен и царевича было совершенно невозможно. Это вызвало страшное омерзение не только у тех,  кто не принадлежал к большевистской партии, но и у тех, кто туда входил.  Многие из них  отмечали,  что  то,  что  творит  ЧК, особенно на периферии, - это попросту уголовщина. Поэтому то действие, которое было сделано - с одной стороны,  не отпускать,  а с  другой  свалить ответственность на кого-то другого,  чтобы не вызывать слишком уж большого возмущения, - было продиктовано этой сложной атмосферой.