Немецкая классическая философия. Трансцендентальный идеализм Иммануила Канта. Особенности кантовского рационализма. Философия Абсолюта Йозефа Шеллинга. Объективный идеализм Фридриха Гегеля, страница 30

Фихте убежден, что все несовершенства и пороки людей преодолеваются в прогрессивном развитии человечества, поскольку «все индивиды заключаются в Едином великом Единстве чистого Духа».[8] Он говорит, что очень многое в человеке, в мире людей вызывает негодование и возмущение. Но каждый человек может сказать: «Существует лишь одно, что я могу знать, именно то, что я должен делать, и я знаю это всегда безошибочно».[9] Остальное человек не может знать в полном смысле слова, и это неважно, поскольку знание долга дает веру в «успехи разума и нравственности в царстве разумных существ».[10]

Эмоционально и пафосно описав то, как человек одолеваем самыми разнообразными формами духовного бессилия, Фихте говорит, что человеку не избежать «гармонического потрясения», когда он поймет, что может сказать: «Я знаю, что я нахожусь в мире высшей мудрости и благости, имеющей свой план и безошибочно его выполняющей; я пребываю в этом убеждении, и я счастлив».[11] Человек – орудие для достижения целей разума. В этом он несвободен и одновременно свободен, поскольку это дает ему возможность уважать и любить себя. Если человек может к себе так относится, то можно уже не размышлять над проблемой «свободен – несвободен».

в) В человеке собираются все «нити» мира, им объясняется мир, им он возвышается. Фихте создает почти гимн человеку. «Впервые через Я входит порядок и гармония в мертвую бесформенную массу. Единственно через человека распространяется господство правил вокруг него до границ его наблюдения, и насколько он продвигает дальше это последнее, тем самым продвигаются дальше порядок и гармония. Его наблюдение указывает в бесконечном многообразии каждому свое место, чтобы ничто не вытесняло другое, оно вносит единство в бесконечное разнообразие. Через него держатся вместе мировые тела и становятся единым организованным телом, через него вращаются светила по указанным им путям. …В Я лежит верное ручательство, что от него будут распространяться в бесконечность порядок и гармония там, где их еще нет, что одновременно с подвигающейся вперед культурой человека будет двигаться и культура вселенной. …Человек будет вносить порядок в хаос и план в общее разрушение, через него самое тление будет строить, и смерть будет приказывать к новой прекрасной жизни. …в его атмосфере воздух становится легче, климат мягче и природа проясняется в надежде превратиться через него в хранилище и хранительницу живых существ».[12]

Б) Нравственность и право– призвание и судьба человека. Такое отношение к человеку возможно для Фихте потому, что для него социальный и культурный прогресс – это нравственный прогресс. А нравственный прогресс человека – это закон мира и для мира.

а) Нравственное начало неистребимо из человека, поскольку неотделимо от его существования. Как бы ни умалялся и ни деградировал человек, он не может не хотеть существовать, а существовать он может только в качестве человека, т.е. существа стремящегося к Абсолюту. То, что человек из любой степени уничижения вновь и вновь захочет подняться к человеческому облику, – главное «чудо» мира. Это чудо свершения человеком самого себя, что и является чудом нравственности. Поэтому человек «вечен через себя самого и собственной силой».[13]

Фихте пересматривает христианскую доктрину первородного греха. Человек рожден в свободе (а не в грехе), и это рождение в свободе, с которого только и может начаться «Наукоучение», есть нравственное чудо мира. В нем начало и исток всех прочих удивительных и чудесных вещей, порождаемых «Я». Человек по рождению – герой, и герой морали. И в глубине своего «Я» человек тождественен божественному началу мира.

Все это говорит о том, что в своем самоосуществлении человек должен рассчитывать только на себя, собственную самость, волю к свободе, а не на внешнюю данность (природу, историю, и др.). Поэтому моральная философия Фихте является жесткой, ригористичной (строго принципиальной). Это мораль духовного героизма.