Немецкая классическая философия. Трансцендентальный идеализм Иммануила Канта. Особенности кантовского рационализма. Философия Абсолюта Йозефа Шеллинга. Объективный идеализм Фридриха Гегеля, страница 13

Условно гносеологию Канта можно представить следующим образом:

Подпись: вещь сама по себе
 


сознающая способность человека

Подпись: Бог
 


Все «части» познавательного процесса связаны между собой не простой причинно-следственной последовательностью, а единой моделью осуществления. Такой моделью является представление. То, что за границами представления, Бог и вещь сама по себе, не могут быть постигнуты на основе этой модели.

В познании, которое всегда является творчеством, и которое осуществляет представление вещи самой по себе в качестве явления, представление развивается во все более отчетливое. Этапы познания-представления Кант детализирует следующим образом: репрезентация – собственно представление; перцепция – сознательное представление; когниция – собственно познание, объективная перцепция; концепт – мыслительное созерцание, или понятие.

Познавать – значит составлять представления, доводить их до макси­мальной полноты и точности, а также постоянно критически оценивать эту дея­тельность. Именно предельная критичность мысли приводит нас к призна­нию значимости феномена веры.

д). Мы не теряемся в непомерной для нас гносеологической задаче, поскольку огромное количество вещей, о которых, у нас не может быть теоретиче­ского знания, мы все же знаем, и знаем, безусловно, (интуитивно, худо­жественно-эстетически, обыденно-практически и т.п.). Это знание есть разум практический, именно в этой способности подлинная разумность человека, в ней больше ума и таланта, чем в теоретической правильности. Кант говорит, что «мудрость... вообще-то больше состоит в образе дей­ствий, чем в познании».[1]

Эта способность не является иррациональной, она не мистична и не хаотична. Она есть разумная вера. Не религиозная вера в чудесное и сверхъестественное и не ограниченная субъективная уверенность, а особый вид знания в виде моралистической веры. «Вера разума» противоположна «вере, которую каждый может создать себе сам по своей прихоти».[2] Такая вера является как бы эквивалентом разума, применяемом за границами его теоретической компетенции. На место рационалистического теоретического объяснения ставится рационалистически обоснованное, укорененное морально признание. Структуры и «единицы» морали и составляют чистый практический разум.

Человек чувствует, верит, думает: «Это – вот что… и вот как…». А потом начинает размышлять, почему так, а не иначе. Вещь пробуждает мысль, но у мысли есть своя энергия развертывания и у человека есть основания потому-то и тому-то думать так, а не иначе. '1'акая мысль, с одной стороны, методологическая и строгая, а, с другой, – творческая и воображающая, общеисполнимая и  гениальная, образующая удивительный синтез рассудка и веры.

Познание, имеющее такую природу, очень легко может оказаться позна­нием-сновидением, если по отношению к «вещи самой по себе» мы ленивы, а по отношению к Богу «глухи». Для того, чтобы такая познавательная способность была эффективной и перспективной необходимо: 1.Спокойно и рассудительно признать, что она такова; 2.Понять, что человек обя­зан максимально исполнить все познавательные способности, в него заложенные, а значит: а) всегда до конца использовать все возможности рассудочной доказательности; и б) уметь «проигрывать» разнообразные, в том числе «чужие» представления и учитывать их; в) развивать способность представления; 3.Помнить, что любой процесс рассудочного теоретизирования ведет, в конце концов, не к удобному однозначному ответу, а к своеобразной точке ответственного выбора, в котором более всего и определяется человеческая суть, в том числе и теоретическая.

Вывод. Итак, гносеологический анализ чистого теоретического разума, по­казывает, что он неизбежно переходит свои границы, превращаясь в чистый практический разум, рационально организованную поведенческую сфе­ру. Теоретические и практические интересы разума соединяются в точках таких решений и аккумулируются и резюмируются в трех вопросах: «Что я могу знать?», «Что я должен делать?», «На что я могу надеяться?»