Прокуратура Петра I: истоки создания, страница 58

[v] См. письмо В.И. Ленина от 26 июня 1918 г. и его работу 1920 г. “К истории вопроса о диктатуре (Заметки)” (Ленин  В.И. Полное собрание сочинений. Изд. 5-е. М., 1965. Т.50. С.106; То же. М., 1963. Т. 41. С. 380). В названной статье ниже была сформулирована  еще более развернутая апология внеправового насилия: “Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть…” (Там же. С. 363).

[vi] Первая “клиническая смерть” российской прокуратуры относится к 1726 – 1727 гг., когда она была постепенно ликвидирована явочным порядком (подробнее об этом будет сказано далее). Тогдашняя “реанимация” прокуратуры состоялась в октябре 1730 г. Вторая “клиническая смерть” оказалась несколько продолжительнее: будучи, как известно, упразднена декретом “О суде” от 24 ноября 1917 г., отечественная прокуратура была восстановлена постановлением ВЦИК от 28 мая 1922 г. В явственно “предсмертном” состоянии находилась прокуратура и во времена сталинского “большого террора”. Достаточно сказать, что в 1937 – 1938 гг. были отстранены от должности и по большей части репрессированы 90 % областных и краевых прокуроров (Жогин Н.В. Об извращениях Вышинского в теории советского права и практике // Советское государство и право. 1965. № 3. С. 26. См. также, в частности, разделы “Правосудие как жертва” и “Куда же смотрели прокуроры?” в монографиях П. Соломона и О.Ф. Сувенирова и сборник “Расправа”: Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С. 237–242; Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937–1938. М., 1998. С. 215–227; Расправа: Прокурорские судьбы. М., 1990 [Возвращение к правде; вып. 4]).

[vii] Законодательные акты Петра I / Сост. Н.А. Воскресенский. М. – Л., 1945. Т. 1. С. 246.

[viii] Чиркин В.Е. Государствоведение: Учебник. М., 1999. С. 359–360.

[ix] Подробнее об этом см. в незаслуженно позабытой ныне статье И.И. Дитятина “Роль челобитий и земских сборов в управлении Московского государства” (Дитятин И.И. Статьи по истории русского права. СПб., 1895. С. 272–289). Из бесчисленных свидетельств о практической реализации права челобитий стоит указать на преамбулы законодательных актов о местном управлении XVI в. Эти преамбулы содержат подробное изложение челобитных, в ответ на которые и были изданы данные акты (см., к примеру, Белозерскую грамоту 1539 г. или Медынский губной наказ 1555 г.: Российское законодательство X – XX вв./ Под ред. А.Д. Горского. М., 1985. Т. 2. С. 213–214, 218–219).

[x] Подробнее о Челобитном приказе Ивана Грозного см. в ранней статье С.О. Шмидта (Шмидт С.О. Челобитенный приказ в середине XVI столетия // Известия АН СССР. Сер. истории и философии. 1950. Т.7, № 5. С. 445–458). По своей функции предварительного разбора поступавших к верховной власти обращений Челобитный приказ XVI в. явился предшественником ведомства с идентичным названием, существовавшего в 1616 – 1685 гг., Рекетмейстерской  конторы Сената 1722 – 1727 и 1730 – 1810 гг., а также сменившей контору Комиссии прошений, на высочайшее имя приносимых. Стоит отметить, что по остальной компетенции, в отличие от прародителя, Челобитный приказ XVII в. представлял собой не контрольное, а судебное учреждение – апелляционную инстанцию по делам, решенным в других приказах (прообраз Расправной палаты при Боярской думе, а позднее при  Сенате).

[xi] Маньков А.Г. Уложение 1649 года – кодекс феодального права России. Л., 1980. С. 41. Что касается увеличения численности госаппарата в XVII в., то, по авторитетным данным Н.Ф. Демидовой, в 1626 г. общее количество персонала центральных учреждений составило 656 человек, а в 1682 г. – уже 1816 (Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и её роль в формировании абсолютизма. М., 1987. С. 23). Население страны росло в то время значительно более медленными темпами.