Прокуратура Петра I: истоки создания, страница 16

Потребность в эффективном контроле за Правительствующим Сенатом явилось существенной, но не исчерпывающей предпосылкой образования прокуратуры. Свою роль сыграли безусловно и нараставший кризис фискальской службы, и все более проступавшая безнадзорность центральных ведомств[xcv] (безнадзорным оставался и основанный в феврале 1721 г. Святейший Синод – высшее учреждение церковного управления). Наконец, окончательной кристаллизации идеи прокуратуры в России способствовала невиданная прежде интенсификация тогдашнего законодательного процесса.

Поверхностно, но прочно усвоив с годами набор западноевропейских государственно-правовых идей XVII в. (сформулированных, в первую очередь, в трудах Т. Гоббса, Г. де Гроота [Гроция] и С. Пуфендорфа) Петр I задумал утвердить в нашей стране режим salus publica – всеобщего блага. Для осуществления этой цели требовалось два условия: с одной стороны, создать “правильные” законы, исполнение которых неотвратимо привело бы россиян к поголовному процветанию, с другой – “правильные” учреждения, способные обеспечить надлежащее исполнение таких “правильных” законов. Результатом неистребимой веры монарха-реформатора во всесилие “правильного” закона оказался целый поток нормативных актов, зарегламентировавших решительно все стороны частной и государственной жизни.

Достаточно сказать, что если за 47-летие, с февраля 1649 по февраль 1696 г. в нашей стране вышло в свет 1458 законодательных актов (из них 746 именных), то за 6-летие 1713-1718 гг. одних только именных указов появилось 3877[xcvi]. В итоге, как верно отмечалось, подданный Петра I “не только был обязан нести установленную указами службу государству, он должен был жить не иначе, как в жилище, построенном по указному чертежу, носить указное платье и обувь, предаваться указным увеселениям, указным порядком и в указных местах лечиться, в указных гробах хорониться и указным образом лежать на кладбище, предварительно очистив душу покаянием в указные сроки”[xcvii].

Не менее досконально регулировалась и деятельность возникших в ходе административных преобразований 1710-х-начала 1720-х гг. “правильных” государственных учреждений. В знаменитом, составленном при активном личном участии самодержца Регламенте об управлении Адмиралтейства и верфи (Адмиралтейском регламенте) предусматривалась, например, должность профоса. Обязанности этого правительственного служащего формулировались емко:  “Должен смотреть, чтоб в Адмиралтействе никто кроме определенных мест не испражнялся. А ежели кто мимо указанных мест будет испражняться, того бить кошками [веревками с узлами] и велеть вычистить”[xcviii].

Между тем, гигантский массив указов, инструкций, регламентов, “плакатов”, артикулов и уставов мог так и остаться мертвой буквой, мог так и не привести россиян ко всеобщему благоденствию. Такую перспективу Петр I осознавал вполне отчетливо. Не случайно, в известном указе от 17 апреля 1722 г. император с тревогой подчеркнул, что “всуе законы писать, когда их не хранить, или ими играть, как в карты, прибирая масть к масти…”[xcix]

Итак, чтобы закон “работал”, требовалось, чтобы подобающим образом работали следившие за его воплощением в жизнь учреждения. А чтобы подобающим образом (сами “храня” законы) работали учреждения, требовалось, чтобы они находились под “правильно” организованным контролем.  Подобный контроль и предстояло отладить прокуратуре.

Вопреки господствовавшей в те годы тенденции, внешнюю оболочку и само наименование прокуратуры заимствовали не из Швеции (где прокуроров не имелось), а из Франции. С должностными лицами французской прокуратуры Петр I имел возможность соприкоснуться во время известного посещения 19 июля 1717 г. Парижского Парламента, где он некоторое время наблюдал за судебным заседанием. Но помимо собственных не очень давних впечатлений, на финальные размышления Отца Отечества о новом типе правительственного надзора несомненно повлияло обращение контролера Адмиралтейской коллегии К.Н. Зотова.