Прокуратура Петра I: истоки создания, страница 27

Прокурором Санкт-Петербургского надворного суда был определен  И.В. Отяев, Московского – В.И. Гагарин, Воронежского – Т.К.Кутузов, Курского – И.Т. Камынин, Ярославского – С. Карин. 19 сентября прокурором подчиненного Синоду Монастырского приказа назначили С.А. Раевского. Наконец, 5 октября того же 1722 г. появился новый прокурор в Вотчинной коллегии: не приступившего к работе Л. Щербачева сменил А.Г. Камынин[cxli].

  Некоторое пополнение (а отчасти, обновление) прокурорского корпуса имело место и в 1723 г. 9 января вместо Г.Г. Скорнякова-Писарева обер-прокурором Сената стал И.И. Бибиков, 22 января прокурором Смоленского надворного суда – А. Радищев. 23 июня М.Ф. Воейков был из Главного магистрата перемещен на место умершего П.Б. Вельяминова в прокуратуру Камер-коллегии. В свою очередь, на место Матвея Воейкова прокурором Главного магистрата 22 сентября 1723 г. определили Ф.А. Барятинского. В 1724 г. состоялось одно – единственное (и последнее при жизни Петра I) прокурорское назначение: вместо скончавшегося Авдея Радищева в Смоленский надворный суд был направлен  И. Синявин[cxlii].

Не будучи специально регламентирован каким-либо нормативным актом, порядок назначения должностных лиц прокуратуры складывался на практике двояко и не вполне последовательно. Прокуроров назначала как верховная, так и высшая власть. Именными указами были   определены генерал – и обер-прокуроры Сената, прокуроры восьми коллегий.

По указу Петра I, оказался в прокуратуре Главного магистрата и М.Ф. Воейков, а вот его приемник Федор Барятинский попал в Магистрат уже по указу Сената. По сенатским указам, получили должности все прокуроры надворных судов, но также и прокуроры Монастырского приказа, Малороссийской и Вотчинной коллегий. Самое удивительное, что именно Правительствующий Сенат назначил и обер-прокурора Правительствующего Синода (император находился тогда в походе, но утвердить у него данное кадровое решение технически, безусловно, не составляло проблем)[cxliii].

Прокуроров Сенат определял, главным образом, по предложениям генерал-прокуратуры. Мимо генерал-прокурора прошло разве что назначение в прокуратуру Малороссийской коллегии Михаила Хрущева[cxliv]. Примечательно, что в некоторых случаях имела место процедура личного представления кандидата в прокуроры сенаторам[cxlv].

Стоит констатировать, что по внутренней структуре отечественная прокуратура времен Петра I осталась явственно недоформированной. Недоформированность эта заключалась в том,  (1) что не был создан ряд прокуратур, организация которых прямо оговаривалась в тех или иных нормативных актах, и (2) что прокурорского контроля в принципе не предусматривалось в отношении многих центральных и местных учреждений. Вопреки неоднократно цитированному исходному указу от 12 января 1722г., осталась без прокуратуры одна из коллегий – Иностранных дел (что, впрочем, можно связать как со спецификой ведомства, так и с неизменным личным вниманием первого российского императора к внешнеполитическим делам).

Куда более необъяснимо, отчего, в неисполнение именного указа от 18 января того же 1722 г., не появились прокуратуры в пяти надворных судах – Енисейском, Казанском, Нижегородском, Рижском и Тобольском (хотя при этом, в Смоленский  гофгерихт, как упоминалось, прокуроров назначали дважды)[cxlvi]. Но самая загадочная история произошла с прокуратурой Московской конторы Сената. Уже говорилось, что основание этой  прокуратуры регламентировалось в п. 6 Инструкции главе Московской конторы от 6 апреля 1722 г.[cxlvii]  Данное установление осталось, однако, мертвой буквой[cxlviii].

Спустя два с лишним года Петр I вернулся к прежнему замыслу, распорядившись 3 июня 1724 г. учредить в Москве особую надведомственную прокуратуру[cxlix]. Но и это высочайшее повеление ушло в пустоту. Несмотря на то, что еще в декабре 1724 г. в одном из сенатских указов определенно говорилось о предстоящем назначении в Москву “при сенацком члене прокурора”[cl], прокуратура Московской конторы Сената так и не была организована. Смонтированная Петром I  в тщетных поисках дороги к “общему благу” чудовищная бюрократическая машина двигалась по своему маршруту.