Прокуратура Петра I: истоки создания, страница 14

Но и завершение череды административных перетрясок не принесло ожидавшихся благих перемен. Как оказалось, в организованных на шведский манер судебных учреждениях дела волокитились ничуть не меньше, чем в дореформенных московских приказах. Настойчивые попытки А.Я. Нестерова как-то выправить ситуацию, ускорить рассмотрение злополучных дел “по фискалным доносам” успеха не имели[lxxxiv].

Малочисленный, зачастую низкоквалифицированный (а нередко и коррумпированный) канцелярский и судебный персонал ведомства Юстиц-коллегии совершенно не справлялся с разбором давних и вновь поступавших фискальских доношений. К примеру, в Воронежском надворном суде, по состоянию на февраль 1723 г., законченных производством “фискалских дел” имелось 28, а находившихся в стадии расследования – 189[lxxxv]. Это был, конечно, коллапс. Раз за разом сталкиваясь с отсутствием конечных результатов своей деятельности, фискальская служба все более погружалась в пучину кризиса.

Между тем, вызванный реорганизациями конца 1710-х гг. сущий паралич основной части госаппарата не мог не озаботить руководство страны. Стремясь хоть как-то интенсифицировать работу оцепеневшего от обилия перемен чиновничества, Петр I вымыслил понудителей[lxxxvi]. Поставленная перед этими должностными лицами задача была незамысловата: надзирать за деятельностью различных учреждений и заставлять (“понуждать”) их персонал скорейшим образом выполнять правительственные распоряжения. Для  решения такой задачи понудители заполучили широкие полномочия, вплоть  до права взятия под стражу и содержания на цепи на рабочем месте нерадивых служащих[lxxxvii].

Комплектовались понудители – легко догадаться – из строевых военнослужащих гвардии (причем, преимущественно из рядового и сержантского состава). Череда массовых рассылок понудителей имела место в 1719-1721 гг. Эти рассылки организовывались либо в связи с истребованием от региональных властей какой-то важной и при том значительной по объему информации (о численности мужского населения, о финансовой деятельности за истекшее десятилетие), либо в связи со взысканием с территорий каких-то целевых сборов (например, на строительство Ладожского канала). Отправлял понудителей или непосредственно Сенат, или же (с его санкции) отвечавшие за государственные финансы Камер-коллегия и Штатс-контор-коллегия.

При всем том, что понудители являлись, главным образом, институтом чрезвычайного внутриведомственного надзора, в их деятельности проступали элементы и надзора общего. Тем самым, понудителей, наряду с фискалами и генеральным ревизором, можно отнести к числу непосредственных (хотя и не первостепенных) предшественников отечественной прокуратуры. Сходство понудителей с будущими прокурорами заключалось во-первых, в стационарном прикреплении к поднадзорным учреждениям, во-вторых, в непрерывности контроля за их деятельностью, в третьих, в полной независимости от руководства этих учреждений.

Различий с прокуратурой вырисовывалось, правда, больше: 1) понудители осуществляли надзор не за исполнением действующего законодательства во всей его полноте, а лишь за исполнением конкретного именного или сенатского указа; 2) работа понудителей носила заведомо временный характер; 3) понудители не образовали собой целостной, иерархически организованной структуры (как военнослужащие они состояли под ведением Военной коллегии, а в оперативном отношении подчинялись направившему  их учреждению) и, наконец, 4) понудители располагали несравненно более значительными, нежели будущие прокуроры XVIII в. возможностями дисциплинарного воздействия на  поднадзорных должностных лиц[lxxxviii].

Несмотря на кратковременность существования, понудители успели изрядно накуролесить. В полной мере использовав свои беспрецедентно обширные полномочия, командированные гвардейцы вызвали настоящее потрясение  в среде региональной бюрократии. Скажем, как с негодованием извещал Сенат сибирский вице-губернатор А.К. Петров-Солово, 7 июля 1720 г. понудитель гвардии рядовой Сидор Островский “приходил ко мне в Тоболскую губернскую канцелярию после полудня часу в пятом, напившися пьян, и закричал сторожам, чтоб ему дали железа и цепь, и хотел меня… сковать и цепь [на меня] положить. И я ево за такое невежество и дерзость приказал выслать ис канцелярии…”[lxxxix]