Особую, опять-таки не прописанную ни в одном нормативном акте линию 7) образовала следственная деятельность генерал-прокуратуры. Наконец, нельзя не отметить естественно не отразившуюсяв указном делопроизводстве, закрепленную в п.1 “Должности” линию 8) – контроль генерал-прокурора за исполнением Правительствующим Сенатом высочайших предписаний. В каком же масштабе названные линии реализовывались на практике?
Согласно указных книг и протоколов Сената, Павел Ягужинский озвучил шесть адресованных сенаторам распоряжений Петра I: четыре в 1722 г. и два в 1723 г.[ccxlvi] За 1724 год передачу Павлом Ивановичем именных указов сенатское делопроизводство не зафиксировало. По содержанию направленные в Сенат через генерал-прокурора высочайшие предписания носили преимущественно узко частный характер.
Так, оглашенное П.И. Ягужинским 21 июня 1723 г. императорское указание касалось покупки и последующей реставрации доставленной из Швеции некогда трофейной русской пушки времен Ивана Грозного; оглашенное 22 сентября – покупки таких же привозных мортир литья 1654 г. Лишь 26 июля 1722 г. генерал- и обер-прокуроры объявили в Сенате более значимое повеление Петра I о постройке в сельской местности домов только по установленному образцу. Что бы там ни было, в данной линии – при всей ее пунктирности – в наибольшей мере воплотилась роль генерал-прокурора как “посредника между верховной властью и Сенатом”[ccxlvii].
Как ни парадоксально на первый взгляд, собственно надзорная линия деятельности генерал-прокуратуры проявилась в описываемое время весьма слабо. В столь образцово сохранившейся сенатской документации того времени запечатлелось всего два эпизода, когда руководители прокуратуры напрямую протестовали по поводу решений Сената. Оба эпизода имели место в 1722 г., и оба оказались связаны с именем обер-прокурора Григория Скорнякова-Писарева.
Объектом внесенного 2 октября протеста стал указ Сената от 26 сентября о выплате жалованья советнику Берг-коллегии М.П. Шафирову. Обер-прокурор обратил внимание, что Михаилу Шафирову назначили жалованье, во-первых, по неоправданно завышенному – “иноземческому” – окладу, а во-вторых, за период (январь–август 1722 г.), когда тот фактически находился вне службы[ccxlviii]. Абсолютно справедливый по существу[ccxlix], данный протест имел последствием, однако, не только объективное разбирательство вопроса и отмену неправомерного указа[ccl], но и череду ожесточенных, вскоре переросших в банальную свару, личных столкновений Григория Скорнякова-Писарева с сенатором П.П. Шафировым, старшим братом советника.
Ареной яростных перебранок между “птенцами гнезда Петрова” стали как заседания Сената, так и сугубо неофициальные ассамблеи (на одной из них – под влиянием спиртного – между Григорием Григорьевичем и Петром Павловичем разгорелась и вовсе рукопашная схватка)[ccli]. Не довольствуясь словесными и кулачными эскападами, вконец рассорившиеся сановники принялись обличать друг друга еще и письменно, забросав взаимно компрометирующими посланиями и коллег-сенаторов, и находившегося в Персидском походе императора. В конце концов, терпение “господ Сената” истощилось.
22 октября 1722 г. Правительствующий Сенат постановил: “… По тому делу [о жалованье М.П. Шафирова] о следовании предложить его величеству, токмо к тому делу более от барона Шафирова и от него, обер-прокурора, доношеней не принимать…”[cclii] Петр I не оставил без внимания конфликт в высшем учреждении империи. 9 января 1723 г. оба участника склоки были отстранены от должностей и отданы под суд[ccliii].
В итоге, скандальная эпопея обернулась для обер-прокурора и для сенатора плачевно. Досконально рассмотрев взаимные обвинения подсудимых, особое судебное присутствие приговорило Григория Скорнякова-Писарева к разжалованию в солдаты, Петра Шафирова – к смертной казни (высочайше замененной ссылкой в Якутск)[ccliv]. Среди прочего на судебном процессе всплыл и эпизод о поданном 30 октября 1722 г. втором протесте Г.Г. Скорнякова-Писарева[cclv].
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.