История понятия гражданского общества в раннесовременную эпоху и теоретический синтез, страница 21

Разработанное Гегелем понятие общественного мнения не свободно от тех же антиномий, что присущи его политической философии в целом. В данном контексте этатистская направленность его мысли заявляет о себе как стремление поставить под контроль общественное мнение, как стремление лишить его собственной власти, дабы оно не мешало управлению государством. С другой стороны, свойственная Гегелю солидаристская тенденция заставляет его говорить о том, что промежуточная между государством и обществом парламентская форма, открытая для контроля со стороны общественности, означает переход общественного мнения на более высокий уровень рациональности. С этатистской точки зрения, общественное мнение, в конечном счете, представляет собой определенную опасность, и потому для политических (в том числе и парламентских) элит правильной будет тактика манипулирования им. С точки зрения же солидаризма, общественное мнение является предпосылкой общеполитической жизни, и в этом смысле для элит правильней было бы вести публичный диалог с ним, в ходе которого истина устанавливалась бы с помощью более или менее убедительной аргументации, а не являлась бы неоспоримым достоянием какой-то одной из сторон. Сфере публичности, создаваемой собранием сословных представителей, именно потому принадлежит определенная роль в просвещении и воспитании общественного мнения, что заключенная в ней истина не является заранее известной, а возникает в ходе самой дискуссии одновременно с возникновением тех свойственных государственным деятелям добродетелей, которые могут служить образцом для подражания со стороны широкой общественности¹²³. Кое-что в рассуждениях Гегеля позволяет сделать вывод о том, что в государствах, законодательство которых носит истинно публичный характер, должна измениться и сама структура общественного мнения: «То, что должно быть значимым теперь, значимо уже не посредством силы и в незначительной степени как следствие привычки и нравов, а преимущественно благодаря пониманию и доводам (EinsichtundGründe)»¹²⁴. Однако в иных случаях данная диалогическая модель рационального политического рассуждения ограничивается рамками парламентской публичности. И тогда этатистская составляющая гегелевской философии, зиждущаяся на ложной аналогии между поиском научной истины и достижением нормативной истины в политике, не позволяет ему распространить эту модель на всю публичную сферу.

Здесь, как и в гегелевской политической теории вообще, главный вопрос сводится к тому, в чем заключается общественная свобода и какова ее природа. Мы согласны с интерпретацией, в соответствии с которой свое политическое учение Гегель стремился вырабатывать с помощью целого ряда опосредований, релятивизирующих имевшееся в римском праве различение частного и публичного права¹²⁵. Но принять эту интерпретацию мы можем при двух оговорках.

Во-первых, данные опосредования видятся нами как два различных ряда: государственные служащие — полиция — государь и сословия — корпорация — собрание сословных представителей — общественное мнение. Наличие двух рядов отражает присутствие в философии Гегеля противоречивых тенденций. Ведь даже в самом способе опосредования ими сфер, регулируемых частным и публичным правом, имеются существенные различия. Первый ряд предполагает использование категорий публичного права как в частном, так и в публичном качестве. Второй ряд предполагает развитие структур публичности внутри совокупностей, подлежащих компетенции частного права, и принятие ими на себя общественных функций, присущих таким структурам¹²⁶. Этот второй ряд аналогичен модели, согласно которой конституционные права представляют собой права частных лиц, находящиеся в ведении публичного права¹²⁷. Однако стоит только разделить эти два ряда, и понимание публичной сферы у Гегеля становится расплывчатым. Какая из ее парадигм является здесь преимущественной — парадигма публичной власти или парадигма публичного сообщения? Если же сохраняют силу обе парадигмы, то каково их взаимоотношение?