Хрестоматия отечественной социальной педагогики: свободное воспитание. Том III, страница 66

7) Обращая внимание на внутреннюю сторону дела, нельзя пренебрегать тем минимумом внешних условий, правил, требований и привычек, которые необходимы для всякого собрания людей, для всякой общей работы, для всякой совместной жизни, а также для продуктивности затраты личных сил.

8) Только по мере улучшения школьных, семейных и общественных условий воспитание может приближаться к идеалу, лавируя между требованиями справедливости и необходимости.

Обухов А.М. Свободное воспитание и дисциплина. Изд. 2-е. - М.: Тип. Вильде, 1912. - С. 5-81, 84, 103-108. 

Ф. Резенер*

ВЫСШИЙ ПРИНЦИП ПЕДАГОГИК: “ДРУЖНО!”

Младенец может быть только предметом любви. Мать видит в ребенке плод своих страданий, - нежное, слабое существо, которое, без ее забот, должно погибнуть. Кроме страдания, младенец будит в матери надежду вызвать в нем, впоследствии, безраздельную привязанность; будущие заботы о нем рисуются под этим теплым лучом и не только кажутся легкими, но становятся потребностью. В отце мысль о дальнейшем попечении согревается надеждою вложить в ребенка всю свою духовною жизнь, все свои стремления. Но уважаем мы в младенце не его самого, а отвлеченное значение человека, и потому между родителями и младенцем возможна только любовь; дружба между ними немыслима.

По мере того как ребенок развивается, мы подмечаем все прелестные черты его внутренней жизни и это созерцание дарит нас самым высоким наслаждением, какое только доступно человеку. Вместе с тем ребенок начинает складываться в самоопределяющуюся личность, и произвольные действия его либо возбуждают в нас опасения за исход его развития, либо вызывают одобрение. Мы забываем, что все проявления ребенка суть плод нашей воспитательной деятельности, и дитя становится перед нами самобытной личностью. Оно и само начинает сознавать себя ею. При этом взгляде необходимо зарождается в нем и потребность в признании его личной самобытности. Мало-помалу ему выясняются его права и обязанности. И если мы хотим воспитывать ребенка нравственно, то не должны разрушать к нем представления о самом себе как существе свободном самобытном. Без этого сознания не может быть никаких нравственных стремлений, как бы тесна ни была их область. Ребенок только тогда может сознавать себя ответственным, когда он действует свободно. Только при этом условии в нем может сложиться желание действовать так, чтобы приобрести расположение старших, которое дорого ему и само по себе, и потому, что ставит его выше в собственном сознании. Но, чтобы это стремление возникло, ему нужно очистить поле: нужно устранить все, что могло бы спутать в ребенке сознание выбора, - нужно признание свободы ребенка и уважение к его личности. Вот почему мы, с самой ранней поры самоопределения ребенка, хотели бы поставить девизом воспитания призыв, обнимающий это уважение к личности ребенка, это признание его силы и свободы, его равноправности с окружающими. И тем сильнее в нас это желание, что методы воспитания, не признающие силы и свободы ребенка и его равноправности с окружающими, по нашему мнению, не только не достигают цели, но губят детей.

Наметим легкими чертами несколько эскизов применения выставленного нами принципа.

Положим, ваш собственный ребенок вас не слушается. Вы или прибегаете к наказанию, или взываете к любви ребенка. Но, наказывая, вы его отталкиваете от себя. Как ни оправдывайте перед ним наказания, как ни уверяйте ребенка, что наказываете из любви к нему и для его собственного блага - хоть бы вы, наказывая, лили слезы, - сердце ребенка все-таки переполнится горечью. Взывая же к любви ребенка, вы взываете к чувству непроизвольному. И от этой-то непроизвольной, может быть, еще не сложившейся любви вы требуете жертв! Но такое требование прямо вызывает в ребенке вопрос о том, жертвуете ли вы сами для него чем-нибудь? - Да как же не жертвую, если я его и кормлю, и одеваю, и одариваю лакомствами и игрушками! - Но если мы привыкли с чужими людьми торговаться из-за услуг, так своего-то ребенка нам не следовало бы воспитывать на этом принципе. За материальные блага мы требуем чего же? - чтобы ребенок слушался нас, т. е. отказался от собственной воли, которая, как она ни неразумна, дорога ему не менее, чем нам - наша собственная свобода. Между тем, как благодарность за доставляемые ребенку материальные блага, послушание падает до уровня расчета. А не дай Бог ребенку быть вызванным на такое коммерческое понимание своей обстановки!

Во имя чего же требуете вы любви ребенка? - Во имя забот о нем, беспокойства и тех жертв, которых стоят вам доставляемые ребенку материальные блага? Но эти жертвы ребенку непонятны. Он видит только, что у вас есть и хлеб, и мясо, и прочее. Они представляются ему существующими в природе, и только. Так же естественными кажутся ребенку наши заботы о нем, - точно так же не требующими никакого вознаграждения.

Чем же, наконец, можете вы вызвать любовь ребенка? - Только любовью, т. е. вашим участием к его радостям и горю, к его помыслам и действиям, - тем, что вы спуститесь до его уровня. Только этим путем вы можете сблизиться с ребенком. Чем выше вы стоите, тем дальше от него. И потому, если вам дорога любовь ребенка, приклонитесь к нему, встаньте в уровень с ним; перестаньте быть опекающими его отцом и матерью и будьте ему друзьями. И призывая ребенка к общению с вами, чувством, действиями и трудом, призывайте его словом “дружно!” Слово это в тысячу раз понятнее и симпатичнее ребенку, чем слово “любовь”. Оно поднимает его до уровня родителей, призывает к полному общению с ними, тогда как слово “любовь” означает и деспотическое распоряжение чужой личностью, и безвозмездное и безропотное подчинение и самоотречение.