Хрестоматия отечественной социальной педагогики: свободное воспитание. Том III, страница 120

Посмотрите на детей в те минуты, когда старшим удается затеять с ними общую физическую работу. Любовь к труду, живущая в каждом ребенке (дети никогда не остаются без дела: вечно возятся с чем-нибудь) еще сильнее разгорается в детях, когда они видят подле себя за работой старших, с любовью и бодрым оживлением делающих общую работу. Это в их глазах не безжизненное слово, а вера, воплощенная в действие, это уже сама реальность для них, которую дети воспринимают всем своим существом. (...)

Свободное воспитание. 1908-1909, № 1. -С. 87-96.

МЫСЛИ О СВОБОДНОМ ВОСПИТАНИИ

Человек не машина. Нельзя думать о нем в том смысле, что толчки, давление извне побудят и приучат его к работе. Мы ясно видим, что получается в результате такого давления и механических толчков. Вырабатывается человек, в лучшем случае умеющий систематически, изо дня в день, работать, не покладая рук, но не умеющий понять внутреннего качества, пригодности, ценности для окружающей жизни совершаемого им дела. (...)

Там, где действует принуждение, - отсутствует свободный выбор, - единственный источник свободного творчества и разумной, искренней любви. Вырабатывается человек, способный работать механически, но не умеющий творить, свободно проявлять то высшее творчество человеческой души, которое мы зовем любовью, не имеющий поэтому того высшего духовного мерила для расценки жизненных явлений, которое дается только свободным творчеством любви.

Мы велим ребенку приготовить к следующему дню такую-то задачу и не обращаем никакого внимания на кислую мину, которую он при этом строит. Мы воображаем себя умнее той природы, которая протестует против нас в этой кислой мине, думаем перехитрить ее и попадаем в конце концов впросак.

Ребенок пересилил себя и исполнил возложенную на него задачу. За ней следует другая, третья, четвертая и т.д. без конца. В итоге получается человек, прекрасно разрешающий математические задачи и не имеющий никакого представления о самой главной задаче человеческой жизни.

Принуждение не смогло выработать в душе привычки к самостоятельному творчеству, того таланта, который, по глубокому определению Л.Н. Толстого, есть великое "искусство выбирать", принуждение не выработало умения любовно выделять такие стороны жизни, которые требуют главного внимания от нас, стороны жизни, которым мы призваны в первую голову служить. (...)

Никто не станет оспаривать той истины, что живое творчество можно проявить только на любимом деле. Как только меня толкнули в каком-либо не мною избранном направлении, мне нанесли удар, заставивший замолчать мои громко заявляющие о себе живую мысль и чувство. Они замолкли, подчинились чужой воле, этой навязанной внешней дисциплине, и тем самым присущая им по их природе самостоятельная жизнь понизилась, начала замирать.

Там, где я лишен возможности выбрать предмет по свободному духовному влечению, по своей природной склонности, не может проявиться во мне чувство любви к знанию, так как единственный источник любви к знанию - это свобода выбора, жажда к познанию истины. (...)

Как людей, так и весь окружающий нас мир мы можем понять и осмыслить, только полюбив их безраздельно всей душой. А любить можно только по свободному влечению изнутри. (...)

Когда я заинтересовался каким-либо предметом и начинаю любить его, это значит только то, что та или иная отрасль знания зацепила меня свободно, нашла себе свободный отзвук в моей душе. В человеческой природе в этот момент происходит процесс глубоко таинственный и полный великого значения. Он оказался способным к свободному восприятию истины. В его душе открывается окно в известном направлении, через которое к нему может вливаться свет из окружающего мира.

Я, ребенок или взрослый, заинтересовался чем-либо разумным по своему существу. Во мне раскрылось природное предрасположение к восприятию знания известного характера. Начало, источник этого предположения, никому не дано открыть. Оно могло дойти до меня через бесконечный ряд предков, в душах которых человеку не по силам разобраться с самым тонким научным аппаратом.

Если даже оно передалось, унаследовано мною от других, в конце концов оно точно родилось во мне сейчас, совершенно самостоятельно и вновь. И жизнь передается мне родителями, или скорее при посредстве родителей, из какого-то таинственного по своей природе источника, но тем не менее во мне она совершенно новая, исключительно мне принадлежащая, самостоятельная жизнь. (...)

Унаследованная и в то же самое время благоприобретенная мною способность к восприятию знания известного характера есть в высшей степени замечательное по своему существу указание самой природы на то, каким путем должно идти дальше мое воспитание и образование, как человека. Склонность природная - это та духовная почва, в которую я способен пустить корни, на которой я только и в силах укрепиться. Уловить эту склонность, питать ее разумно и любовно есть главнейшая задача воспитания человека.

Когда я двигаюсь по пути, указанному моей природной склонностью, во мне растет любовь к знанию, легко и свободно, без принуждения усваиваемому мной. Я буду расти правильно, если подле меня находится человек любящий, не вторгающийся грубыми руками в тонкую работу духовного механизма, который движет мной, не заставляющий меня воспринимать того, чего не просит моя душа, а только облегчающий мне поиски и нахождение нужной мне духовной пищи. На этом пути только и может совершаться самое высокое, разумное и идеальное воспитание человека.

Приобретение и усвоение того знания, к которому свободно влечет меня моя душа, облегчается рукой близкого мне, любовно приходящего мне на помощь, человека. На этом пути я постепенно все больше и больше  начинаю любить то знание, к которому меня влечет, и того человека, который помогает мне, облегчает мою духовную работу. Любовь к знанию все крепче и сильнее связывается в моей душе с любовью к человеку. Таким образом, знание в конце концов явится для меня не чем-то мертвым, оторванным от жизни, каким оно является сейчас, а чем-то глубоко связанным с жизнью и окружающими меня людьми.