В общем, картина получается такая: сотни лет необходимость трудового воспитания доказывается такими гениальными мыслителями и педагогами, как Коменским и Руссо, Песталоцци и Фребелем, Ад. Смитом и Дж. Локком, Гербартом и Фихте, но трудовой школы не было и не могло быть; в наше же время среди защитников трудовой школы нет ни одного гения, а между тем трудовая школа теперь не благое пожелание, а совершившийся факт. (...)
Первые попытки практического осуществления идеи трудового воспитания мы встречаем у филантропистов в начале 18-го века, т. е. 100 лет после Я.А. Коменского. И если в идее еще Коменский и его последователи стоят за принцип трудового воспитания, то на практике эта идея выливается в форму благотворительных учреждений с целью не трудового воспитания, а ремесленного образования для детей и трудящихся масс. В учрежденном филантропистом Франке сиротском доме в Галле [в] 1705 г. преподавание разных видов ручного труда носит характер ремесел с чисто хозяйственной целью. Напротив того, в учрежденном тем же Франке лицее для “благородных” детей, в так называемом “Педагогиуме”, преподавание ручного труда имеет воспитательное значение, “чтобы предотвратить вредные последствия праздности и заменить злонамеренные проказы и шалости полезным времяпрепровождением”.
Такой же характер преподавание ручного труда носит в учрежденных в середине 18 века реальных училищах (первое в 1747 г.).
К концу 18-го века широкое распространение по всему югу в Германии и по всей Австрии получает созданный Франке тип благотворительной ремесленной школы для народа, где, по примеру сиротских школ, преподавание ручного труда ставит себе целью “подготовить питомцев к будущей профессии путем приобретения необходимых ремесленных навыков”. Такие ремесленные школы (Industrieschule) являются продуктом той школьной политики того времени, которая пользовалась высоким покровительством Марии Терезии и Иозефа II в Австрии (Пабст “История трудового воспитания”), той самой, основанной Фридрихом Великим II в Прусии, политики, которая требовала “религии для народа”, с одной стороны, и “труда для народа” - с другой... Той самой школьной политики и педагогической практики, которая смотрела на трудовой принцип только как на средство, но отнюдь не средство для тех широких и далеких воспитательных целей, которые выдвигали гениальные мыслители - педагоги полета Руссо и Песталоцци, а как средство для определенной, довольно ограниченной практической воспитательной цели: “воспитать способных, дельных и трудолюбивых подданных”, как этого требовал школьный регламент Фридриха II, отвечавший общественно-экономическим запросам того времени, “воспитать хороших техников”, - как этого требовал Наполеон I “для создания великой и всемогущей армии”, или воспитать дельных, грамотных и трудолюбивых рабочих, как этого требовала промышленность того времени.
С точки зрения этой узкоутилитарной цели педагогическая практика того времени (конца 18-го и начала 19-го века) смотрела на преподавание ручного труда в школе, как на общеполезное воспитательное средство, как она смотрела на грамотность и т.п. Дальше этого узкого утилитаризма практика не шла вплоть до самого последнего времени (конца 19 века).
Другое дело теория, гениальные теоретики эпохи просвещения. Уже у Руссо, Песталоцци и в особенности у Фихте мы встречаем такое обоснование необходимости трудового воспитания, которое по размаху и широте своих задач вполне отвечает тем социально-педагогическим течениям конца 19-го и начала 20-го века, которые ставят трудовой принцип воспитания в главу угла всех современных требований реформы и реорганизации школы. Эти великие педагоги великой исторической эпохи уже тогда предвосхищали великие воспитательные цели грядущего века, чувствовали уже тогда историческую необходимость такой реформы школы и воспитания, которая вполне назрела в наши дни, несмотря на то, что социальные факторы, неумолимо диктующие эти реформы теперь, могли проявляться тогда лишь в зачаточной форме. (...)
Преподавание ручного труда в педагогической практике на протяжении всего почти 19-го столетия остается, по крайней мере в Европе, в узких рамках обучения ремесла, подготовки к будущей профессиональной деятельности для детей бедных и трудящихся масс населения и столь же узкого технического навыка “для развития руки” в разных видах “ручного труда”, “слойда” и т. п. для детей “высших”, имущих классов[3].
Эти, я бы сказал “ползучие”, тенденции педагогической практики в области трудового принципа, точнее преподавания ручного труда, сохранились и по сей день и культивируются определенной частью учительства: с одной стороны, конгресс немецких учителей в Кельне в 1900 году “предает анафеме” трудовой принцип воспитания, с другой - этот принцип сводится огромной частью педагогов-практиков к одной ручной технике, к “мануализму” (как ее ядовито называют), к выделке разных безделушек и т. д., а главное, все эти “мануалисты” совершенно игнорируют огромную связь трудового принципа с вопросом коренной реформы школы, вопроса о роли труда в воспитании и школе с вопросом о его роли в жизни. (...)
Школа (...) должна готовить к жизни, строго говоря - к жизни будущего, к тем формам и условиям действительной жизни, которые будут господствовать, когда данное молодое поколение подрастет и вступит в жизнь. Школа поэтому должна предвосхищать жизнь будущего, во всяком случае не должна приспособлять свою программу к ее запросам и требованиям.
Трудовую школу поэтому с полным основанием называют школой будущего; трудовая школа поэтому вполне основательно объявляет решительную войну старой школе, требует коренной реформы ее организации и господствующих в ней методов.
Вопрос о трудовой школе - это центральный пункт широких общественно-педагогических течений.
Не может быть и речи об исчерпывающем изложения этого обширного и сложного вопроса в нашем кратком докладе.
Постараемся, по крайней мере, в общих чертах охарактеризовать основную сущность вопроса, который распадается на две части:
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.