Творчество немецкого художника Герхарда Рихтера. Идеи. Алхимия краски: цвет и фактура. От портрета и пейзажа к абстракции, страница 5

Однако Рихтер все же не называет себя фотографом, но всегда – художником именно в значении живописца, страстно увлеченного своим делом. Часто употребляя по отношению к себе слово «художник» в подчеркнуто узком значении, Рихтер тем самым обнаруживает свою глубокую связь с традиционной, «классической» культурой, ведя полемику со многими тенденциями современного искусства. В частности, неприятие Рихтера вызывал минимализм, который он называл «оловянным» искусством, имея в виду не только частое обращение художников к металлу как материалу для создания произведений, но и, по-видимому, тяготение минимализма к безупречной формальной чистоте, которая нередко оборачивалась абсолютным выхолащиванием и формы, и смысла. Обратная крайность, проявлявшаяся, например, в искусстве «Новых диких» с его подчас надрывной экспрессией, так же не вызывала сочувствия у Рихтера, всегда стремившегося, по его словам, найти некий «третий путь», середину между полюсами.

Важно, что основой для выстраиваемой художником системы ценностей, которая определяла направление его творческих поисков, стало классическое искусство и, прежде всего, наследие Тициана, Вермеера, Фридриха. «Классическое – это то, что собирает меня воедино. Придает мне форму… Это то, что усмиряет хаос во мне… и позволяет существовать дальше…Оно необходимо для жизни»[25]. Размышляя о значении классического наследия для современного художника, Рихтер пишет в «Заметках»: «Традиционное, так называемое старое искусство в действительности современно… Существование произведений прошлых эпох, постоянное соприкосновение с ними побуждает нас создавать нечто иное, новое, при этом оно не должно быть лучше или хуже: от него требуется быть другим, поскольку «Изенгеймский алтарь» уже создан…Однако это не означает, что бессмысленно создавать нечто похожее на традиционное искусство. Важно, что, чем лучше мы знаем «старое» искусство, тем ответственнее по отношению к нему мы становимся, тем лучше способны создать равно что-то близкое ему и совсем не похожее на него»[26].

Одним из способов, позволившим художнику не только на практике обратиться к принципам классического искусства, индивидуально осмыслив их, но и провести, вместе с тем, глубокий анализ того, каким образом возможно и возможно ли вообще эффективное, актуальное взаимодействие с традицией в русле современного искусства, стало обращение Рихтера к традиционным живописным жанрам. Так, помимо портрета, важное место в творчестве мастера занимают пейзаж и натюрморт. Кроме того, особое значение имеет цикл «18 октября 1977», проблематизирующий жанр исторической картины.

Пробудившийся в конце 1960х годов интерес к пейзажу Рихтер объясняет, в частности, желанием транслировать более «универсальное содержание», чем то, с которым он сталкивался, работая с фотографиями из семейных альбомов, газет или рекламы, переводя их на холст. Нетрудно, при этом, заметить очевидные параллели между его пейзажами и произведениями Каспара Давида Фридриха, которые Рихтер не отрицает, равно как и присутствие сущностных различий между ними. «То, чего мне не хватает», – пишет художник, «это духовный фундамент, на котором были основаны произведения романтиков. Мы утратили чувство Божественного присутствия в Природе. Для нас все – пустое. Но их полотна по-прежнему говорят нам нечто важное, мы продолжаем любить их, нуждаться в них»[27]. И если пейзажи XIX века выражали нечто подлинное, цельное, проявлявшееся в еще не утраченной связи человека и вселенной, какой бы противоречивой порой эта связь ни была, то пейзажи Рихтера, по признанию мастера, обнажали совсем иное понимание бытия природы и человека. «Мои пейзажи не являются только лишь прекрасными картинами, воспроизводящими, как кажется, ностальгические образы «потерянного рая». Прежде всего, они «обманчивы», даже если мне не всегда удается точно выразить это. И под «обманчивостью», я подразумеваю ту восторженность, с которой мы смотрим на природу, в то время как она враждебна нам во всех ее формах, поскольку лишена смысла, лишена милосердия и сострадания. Природа не знает абсолютно ничего, в ней отсутствует сознание и дух, – а все это совершенно противоположно нашей сущности, это анти-человечно»[28].