Другим аспектом, обусловившим привлекательность фотографии для Рихтера, стала изначально присущая ей имперсональность, «нерукотворность», исходящая из самого определения фотографии как «светописи». Используя ее в качестве «найденного объекта», художник стремился и в новом произведении, источником для которого она служила, сохранить присущую нехудожественной фотографии индифферентность, объективность. «Моим желанием было оставаться нейтральным… поскольку это было нечто противоположное идеологии… Наличие [у художника] возможно большей объективности легитимировало живопись»[12]. Таким образом, живопись по фотографии давала возможность Рихтеру как бы отстраненно представлять зрителю «объективные факты», с тем чтобы тот сам мог составить личный комментарий к ним. «Фотография воспроизводит образы иначе, чем живопись, поскольку фотокамера не постигает объекты: она видит их. В рисунке от руки объект постигается во всех его деталях… Отслеживая контуры с помощью объектива, можно избежать сложного процесса изучения, понимания вещи… Ты более не постигаешь, но видишь и лишь представляешь как данность то, что не является осмысленным – переработанным – тобой».[13] Так, художник, «копируя» фотографии на холсте, будто бы заимствует у объектива его функцию, «прилаживая» ее к собственному взгляду и сознанию.
Однако сам художник признавал, что подобная объективность, нейтральность есть иллюзия, потому что живопись очевидно подразумевает наличие индивидуального взгляда художника, вовлечения его субъективности, его собственного отношения к реальности, а значит, неизбежно, – интерпретации. При этом невозможность абсолютной свободы от субъективности не означает отрицания ее: «Речь всегда идет не об абсолютной, но наиболее высокой степени объективности»[14]. Эту установку подкрепляет и другое суждение Рихтера, высказанное по поводу портретных изображений: «Портрет не должен выражать ничего, что имеет отношение к «душе» портретируемого, его сущности, характеру. Художнику не следует отягощать видение модели специфическим, личным отношением, поскольку достижение им портретного сходства никогда не превысит уровня простого внешнего сходства. По этой причине, в частности, намного лучше писать портреты с фотографии, потому что ни один художник не способен [подлинно] представить конкретного человека»[15]. В то же время, далее Рихтер признается, что внешнее сходство представленных на его картинах людей, а также событий и предметов с их реальными прототипами является лишь «предлогом» для написания живописных произведений.
Иным очевидным для Рихтера преимуществом фотографии – любительской, репортажной – является ее положение как не-искусства, что подразумевает свободу ее от принятых в искусстве и, в частности, в живописи, конвенций, эстетических принципов, определенных, порой ограничивающих установок. И одним из наиболее «сковывающих» свободу художника требований становится, по мнению мастера, требование стиля: «[Фотография] абсолютна и, таким образом, автономна, безусловна, лишена стиля… Мне нравится все, что лишено стиля: словари, фотографии, природа, я и мои картины (потому что стиль насильственен, а я не склонен к насилию)»[16]. Конечно, при желании, Рихтера можно уличить в лукавстве относительно его утверждения об отсутствии собственного стиля: почерк художника настолько узнаваем, что, например, эффект «размытости», «сбитого фокуса» в настоящее время многими воспринимается как авторская сигнатура Рихтера и описывается как эффект «Richteresque» не только в отношении живописных, но и фотографических произведений, в которых он заметен[17]. Однако концепция стилевой индифферентности важна для Рихтера (в том числе, как связанная с идеей объективности изображения) как полемический жест против популярных в 1960х-1970х годах течений в искусстве (в частности, нео-дадаизм и флюксус), с которыми он во многом был не согласен. Кроме того, заявление о лишенности его произведений стиля было способом самозащиты, который позволял Рихтеру делать в искусстве то, что он хотел, считал правильным[18]. Так, работа с уже заданными фотографическим снимком параметрами содержания, композиции, утверждений и форм делала возможным для мастера под предлогом объективной данности, которую являла собой живописная «копия» фотографии, «исподволь» транслировать через изображение нужные ему смыслы.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.