Определение философии, специфика ее проблем. Система философских категорий. Философская антропология. Философия морали, страница 24

бница к специальному анализу «истин разума» и «истин фак­та» и т. д.). Поэтому Кант и ставит перед собой задачу: уста­новить различие субъективных и объективных элементов зна­ния. Отсюда и его разграничение «теоретического разума», ориентированного на исследование «сущего», и «практическо­го разума», нацеленного на постижение «должного». Будучи убежденным в том, что каждый тип добываемого знания зас­луживает специального анализа, он действительно жестко раз­граничивает истинное знание, получаемое точными науками, и те формы знания, которые дают миф, искусство, религия. Более того. Кант выделяет уникальность, специфику того зна­ния, которое открывается «практическому разуму», подчерки­вая, что это знание особое, знание-призыв, знание-требование, обращенное к нам и определяющее наши поступки⁵⁶.

И все же, при всем этом, при глубоком и пристальном внимании к специфике разных компонентов знания главным, определяющим в подходе Канта в решаемой проблеме, лейт­мотивом его исследований были мечта о «систематическом единстве познания» и глубокое убеждение в необходимости единства теоретического и практического разума, во всеобщ-ственно теоретического и оценочного, ценностного в нем⁵⁷.

Из этого вытекала и уверенность Канта в оправданности ограничения разума в пользу веры и в приоритете сферы нравственного действия перед научным познанием⁵⁸.

Следовательно, история развития философского ана­лиза знания, которым располагают люди, отчетливо демонстрирует тенденцию понимания этого знания как це­лостности, как единого знания, хотя и неоднородного в сво­ем содержании. В лице представителей классической немец­кой философии (романтики йенской школы, а также Шеллинг, Фихте и особенно Гегель) впервые философский анализ зна­ния, его природы и структуры приобретает глубокий и специ-I альный характер. Наука теперь рассматривается не столько как нечто противоположное донаучным формам знания, сколько

51

Там же, с. 418. ^Там же, с. 305, 417^18.

111

как развитие этих донаучных форм. Сами донаучные формы знания уже не предстают просто предрассудками, которые следует устранить, а требуют своего специального анализа с целью установить их подлинное значение и место в разви­тии человеческой культуры. Этими философами утверждаегся идея о принципиальной равноправности разных видов, ро­дов знания, о недопустимости абсолютного противопоставле­ния научного и ненаучного (в смысле даваемого искусством, мифом, этикой) знания, о более тонком понимании проблемы соотношения истинного и ложного знания через понятие от­носительной истины. Такой подход ни в коей мере не был на­правлен на то, чтобы подорвать безусловный авторитет и при­оритет научного познания и научного знания. Но он приоткры­вал еще совсем новую, малоизученную область исследования. Обнаруживалось поле изучения большого разнообразия куль­турно-исторических форм как продукта деятельности разных исторических субъектов (народов, наций, эпох). Это привело в XX веке к формированию новой области философского знания - культурологии, приобретающей все больший вес в современ­ном духовном пространстве⁵⁹.

Особенно интересно то, что даже специалисты в области методологии научного познания, истории, логики и методоло­гии науки однозначно пришли к выводу об абсурдности абсо­лютного разрыва и противопоставления фактологического и ценностного знания, ошибочности следования устаревшей философской теореме: «есть» не может предполагать «должно быть». «Эта теорема - пишет Т. Кун, - стала фактически изби­той фразой и нигде не пользуется больше уважением. Множе­ство современных философов показали, что существует весь­ма важные контексты, в которых нормативные и описательные предложения переплетаются самым теснейшим образом. «Есть» и «должно быть» никоим образом не бывают всегда разделены так, как это казалось»⁶⁰.

Почему все вышеизложенное так важно для понимания сущности аксиологии?

См Введение в философию Под ред И Т. Фролова, М ,1989, т 1, с 178-180 См Кун Т Структура научных революций М , 1977, с 270

112