Одна из трудностей организации мер подкрепления может быть здесь указана. Специализация подкрепляющих ролей приводит их носителей в тесное соприкосновение с преступниками, которые в свою очередь, как правило, также организованны. Если преступление достаточно важно, чтобы необходимым стало создание подкрепляющей системы, то неизбежным окажется сдвиг взаимодействия в какую-то сторону. Тогда возможной становится “уступка” криминальным элементам, которая с точки зрения “функции” агента подкрепления должна быть определена как “коррупция ”. В некотором отношении в подобной же позиции оказывается агент подкрепления и по отношению к крупным промышленникам. Такая коррупция, по-видимому, появляется там, где подкрепление становится необходимым при непокорности популяции, например, в условиях диктатуры.
Относительно идеального случая можно сказать, что определение девиации как преступления исключительно сильно подчеркивает негативную сторону ситуации. Оно вызывает такое отторжение девианта от социальной группы, которое делает маловероятным возвращение в нее. Он используется скорее как “козел отпущения ”, на которого проецируются чувства, в данном контексте защищающие институционализированные ценности. То, что относится к нему самому (козлу отпущения), становится уже вторичным. Некоторые современные течения криминологической практики, включающие в себя момент “лечения”, склоняются к определению данного случая как болезни.
В главе 10 мы будем более подробно анализировать роль больного как роль также нституционализированную, в которой есть некоторые черты, напоминающие роль преступника, хотя она включает в себя и некоторые весьма важные отличия. Роль больного не абсолютно нелегитимна, она обладает относительной легитимностью до той степени, до которой предполагается “соглашение ” с больным о необходимости “платить определенную цену” в виде признания некоторой ограниченности его способностей и обязанности вести себя хорошо. Не совсем очевидно, как это непосредственно работает на изолирование девианта (17). Преступник, будучи изгнан из компании “приличных” граждан, может быть только насильственно удерживаем от воссоединения со своими приятелями-преступниками по разного рода резонам и с результатом, который мы обсудили в последнем разделе. Условная легитимизация статуса личности больного, с другой стороны, ставит его в специфические отношения с людьми, которые сами больными не являются, — с членами его семьи и с различными людьми из сферы здравоохранения, в частности с врачами. Этот контроль — часть той цены, которую он платит за свою частичную леги-тимизацию, и очевидно, что эта базовая структура приводит каждого больного человека в зависимость от группы не больных людей, а совсем не в зависимость одних больных от других. Это само по себе имеет огромное значение с точки зрения социальной системы, поскольку это предупреждает как распространение соответствующих мотиваций через групповые формации, так и позитивную их легитимизацию. И в особенности важно, что мотивационные компоненты, которые не могут не выразиться в самом де-виантном поведении, в данном случае имеют тенденцию связывать больного человека с недевиантными личностями, а не с другими девиантами, как это случается с делинквентами в вышеописанном случае. Более того, роль больного не только не изолирует и не отделяет его, но даже предоставляет девианту возможность реинтеграции. Благодаря добровольной или принудительной психотерапии актор в роли больного помещается в ситуацию, в которой могут быть приведены в действие силы, способные разорвать порочный круг, порождающий мотивацию к девиации. Роль терапевта, тем самым, может служить некоторым образом прототипом механизма социального контроля в таком более радикальном смысле. Совершенно очевидно, что большой терапевтический эффект атрибутируется определенным характеристикам институционализированной роли врача в современном западном обществе, и только часть их приписывается специальным терапевтическим процедурам.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.