Судебно-медицинская казуистика: Монография, страница 39

После обстоятельного допроса, в ходе которого следователь умело использовал результаты судебно-медицинской экспер­тизы, сын Сучковой сознался в совершении убийства своего приятеля Сарычева, которому он во время пьяной драки нанес несколько ударов по голове обухом топора. Желая скрыть следы преступления, попытался расчленить труп: скальпировал голову ножоы, пробовал безуспешно отделить голову ножом и топором, затем сделал неудачную попытку распилить конечности и шею ножовкой. После этого разгреб груду угля, хранившуюся в под­вале под своей квартирой и засыпал останки углем. И если бы не соседи, попросившие у матери Сучкова в долг немного угля...

Боясь ответственности за содеянное, Сучков покончил жизнь самоубийством, повесившись в тюремной камере.

Глава 16.ММ1М18 СиКАТ МЕ01США ГОЦЕЫ818

Фраза, вынесенная в заголовке этой главы, принадлежит французскому ученому Лакассаню. Ее почти дословный пере­вод: «судебной медициной руководят мелочи». Его современ­ник, наш выдающийся судебный медик Николай Сергеевич Бо-кариус, обращая внимание на суть этой фразы, дал такой крат­кий перевод: «Внимание мелочам!». Справедливости ради надо сказать, что эта, несколько вольная, интерпретация весьма удачно подчеркивает смысловую сторону лакассаниевской фразы. Она акцентирует внимание на том, что каждый «кри­минал», каждая экспертиза имеют свои индивидуальные черты. И вот это обстоятельство должно настраивать специалиста на нестандартные, нешаблонные подходы даже к самым зауряд­ным, самым типичным, самым «ординарным» экспертизам. Эта фраза предлагает экспертам такую повседневную задачу: путем творческого поиска выявлять, исследовать отличительные инди­видуальные черты каждого отдельно взятого случая.

С другой стороны, фраза должна побуждать стремление не оставлять без самого пристального внимания все, даже кажу­щиеся на первый взгляд незначительными, факты. Они должны подвергаться столь же серьезному научному исследованию и всесторонней оценке, как и такие постоянно важные вопросы, как причина смерти, свойство травмирующего предмета, меха­низм его действия, идентификация личности и т. п. Факты, ка­жущиеся второстепенными к моменту первичной экспертизы, могут приобрести решающее значение при последующем рас­следовании, в ходе которого возникает потребность в проведе­нии дополнительных и повторных экспертиз. Иначе говоря, при

проведение судебно-медицинской экспертизы не может быть «ме­лочей», не может быть 'незначительных фактов, которые экс­перт мог бы оставить без внимания. Вот о каких «мелочах» и их роли в расследовании уголовных дел пойдет речь в этой за­ключительной главе. Это будут «судебно-медицинские миниа­тюры», в которых будет опущено все, кроме того, что подчер­кивает решающее значение «мелочей».

ЭХО ВОИНЫ

Шел 1944 г. Боевые действия перешагнули границу страны. По всему чувствовалось приближение конца войны.

Командир отделения стрелкового взвода Еадокиыов слыл бывалым сол­датом: на войне с июни 1941 г., дважды был ранен, оС?. раза возвращался в строй, имел орден Славы и медаль «За отвагу».

И вот незадача — третье ранение. Да и не столько в нем оказалось дело.

Готовилась атака. Сжимая правой рукой карабин, Евдокимов, весь в на­пряжении, готов был в любую секунду выпрыгнуть из траншеи. «Вперед!» — хрипло и резко крикнул командир. Евдокимов вскочил на бруствер и в тот же маг в правую руку ударило — он выронил карабин. Вгорячах наклонился и схватил его. Но кисть прожгла резкая боль. «Ранен» — мелькнуло в го­лове. Подхватив оружие левой рукой, он по инерции пробежал еще не­сколько шагов, но споткнулся, упал. Правую кисть ломило сильнее и силь­нее. Скатившись в какую-то воронку, достал перевязочный пакет. Разорвал зубами. Перевязывая руку, все вытягивал шею в том направлении, где слы­шались удаляющееся «Ура» и сплошной треск выстрелов. Он весь был там, с ними, боевыми друзьями, и в то же время, испытывай досаду н горечь, на чем свет костерил вражескую пулю.

Пригибаясь к земле, подбежала санитарка: «Дойдешь сам?» Он кивнул в ответ и, поминутно оглядываясь назад, туда, где затихала атака, поплелся в санбат.

Фельдшер разбинтовал руку. Подошел мф>рг, мельком взглянул на рапу, затем как-то странно посмотрел на Евдокимова. Снова оглядел кисть с ла­дони, затем с тыльной поверхности — ранение было сквозное. Врач еще раз повернул кисть ладонью вверх, снова, на этот раз строго, посмотрел в лицо солдату и коротко бросил: *В операционную!».

Что же вызвало необычную реакцию врача? Да и не только реакцию. Возвратившись из операционной, он взял чистый лист бумаги, схематически нарисовал правую кисть и пометил на ней ранение, обнаруженное у Евдокимова (рис. 87). Входное отверстие он разметил на ладонной поверхности, вокруг него нарисовал черное ополчение. Выходное отверстие зарисовал на тыльной поверхности. Вокруг него копоти не было. То, что ко­поть располагалась вокруг входной раны, указывало на близкий выстрел. И хирург записал в медицинской карточке роковое слово: «Самострел».

При таком «диагнозе» материалы передаются б военную прокуратуру. Вести дело поручили молодому следователю. На допросе Евдокимов подробно рассказывал об обстоятельствах получения ранения. Говорил спокойно, подробно, рассудительно. Он импонировал следователю: бывалый храбрый солдат, имеет боевые награды, от вражеских пуль не прятался {дважды был

Рис.  87.  Схематическое изображение    повреждений   правой   кисти   Евдоки­мова, зарисованное врачом.

ранен), но... следователь не мог уйти от медицинского диа­гноза, который прямо указывал на членовредительство. Разы­скал хирурга. «У меня самого не лежала душа портить жизнь этому солдату, но от фактов не уйдешь»,— и врач протянул сле­дователю схему ранения... Приговор трибунала был скор и су­ров— 10 лет лишения свободы и то... с учетом прежних заслуг.