Европа как не-Америка
18:07 | 10 Апреля 2005г.
Автор: Тимоти Гартон Эш
«В субботу 15 февраля на улицах родилась новая нация. И эта новая нация — европейская нация». К такому выводу пришел Доминик Стросс-Кан, бывший министр финансов Франции, наблюдавший множество демонстраций, которые прошли одновременно по всей Европе 15 февраля 2003 года в знак протеста против вступления администрации Буша в войну с Ираком. Когда европейцы выходили на главные улицы европейских городов или смотрели европейские фильмы, писал Стросс-Кан, они конечно знали о том, что живут в Европе. Всякий больной, пожилой или безработный знал цену европейской модели социального обеспечения и понимал ее отличие от моделей, распространенных в Соединенных Штатах, Японии, Индии и Китае. Но произошло нечто большее — «…рождение европейской нации. На одном континенте в один день и по одной причине люди встали и вышли на улицы. И внезапно мы осознали, что эти люди — единое целое». Мы — но кто такие эти мы? — также осознали, что «европейцы имеют общее представление о мироустройстве: далекие от единоличного принятия решений в Овальном кабинете, они предпочитают коллективные решения в рамках международных учреждений». По приглашению председателя Европейской комиссии Доминик Стросс-Кан возглавил тогда круглый стол с участием именитых европейцев, занимавшихся разработкой нового проекта или, по его выражению, «мифа» завтрашней Европы.
Тем летом во многих европейских газетах было опубликовано обращение к возрожденной Европе, подписанное Жаком Деррида и Юргеном Хабермасом, двумя наиболее известными из ныне здравствующих европейских философов. В вводной заметке Деррида говорил о том, что они считают «необходимым и неотложным», чтобы «немецкие и французские философы могли выступить совместно». Текст, написанный Хабермасом, начинался с сопоставления двух недавних событий. Сначала в различных газетах было опубликовано письмо восьми проатлантистски настроенных европейских лидеров, названное Хабермасом «присягой на верность Бушу», под которой, как он утверждал, испанский премьер-министр призвал подписаться «стремящиеся к войне европейские правительства за спиной других коллег по Евросоюзу». Потом наступило 15 февраля 2003 года, «когда ответом на этот внезапный удар стали массовые демонстрации в Лондоне и Риме, Мадриде и Барселоне, Берлине и Париже». Признавая существование разногласий в Европе, Хабермас, как и Стросс-Кан, утверждал, что произошедшее 15 февраля может способствовать формированию европейской идентичности, если того захотят европейцы. Мы можем выковать такую идентичность, осознанно «усваивая» одни части нашего исторического наследия и отвергая другие.
Затем он назвал шесть «кандидатов» на построение европейской идентичности. Прежде всего, отделение религии от политики: «В наших краях трудно представить себе президента, начинающего свои ежедневные служебные дела с публичной молитвы и ставящего свои судьбоносные политические решения в связь с какой бы то ни было божественной миссией». Кроме того, Европа верит в определяющую способность государства исправлять провалы рынка. В-третьих, со времен Великой французской революции в Европе сложилась партийная политическая система, состоящая из консерваторов, либералов и социалистов, которая «подвергает социально-патологические последствия капиталистической модернизации долговременной политической оценке». Между тем, наследие рабочего движения в Европе и его христианско-социальная традиция отражают этос солидарности, связанный с настоятельным требованием большей социальной справедливости и направленный против «индивидуалистического этоса, который смиряется с вопиющим социальным неравенством». Моральная чувствительность, связанная с памятью о тоталитарных режимах XX столетия и холокосте, «среди прочего, выражается в том, что Совет Европы и Евросоюз выдвинули в качестве условия вступления отказ от смертной казни». Наконец, преодоление Европой своего воинственного прошлого в форме наднационального сотрудничества подкрепляет убежденность европейцев в том, что международное «приручение» использования силы государством требует взаимного ограничения суверенитета. Пережившие взлеты и падения империй европейцы могут теперь осуществить «кантовскую надежду на мировую внутреннюю политику».
Хабермас с философской обстоятельностью, а Стросс-Кан с помощью яркой политической гиперболы обосновывают отличие Европы от Соединенных Штатов, утверждая, что в этом своем отличии Европа, в целом, лучше Соединенных Штатов и что европейская идентичность может и должна основываться на этом отличии или превосходстве. Короче говоря, Европа — это не-Америка. Этот трехчастный тезис сегодня довольно популярен в Европе. Он все время повторяется, иногда в грубой форме, но всегда с одними и теми же лозунгами: солидарность и социальная справедливость, государство всеобщего благосостояния, секуляризм, отмена смертной казни, законодательство о защите окружающей среды и международное право, мирные решения и многосторонность, ограничение суверенитета, противовес Соединенным Штатам. При обсуждении в Оксфордском союзе, дискуссионном обществе при Оксфордском университете, тезиса «Оксфорд скорее будет европейским, чем американским» один студент прекрасно подытожил преимущества европейцев следующим образом: «Вас вряд ли подстрелят. И это хорошо. Но если вас все же ранят, то в больнице вам окажут необходимую помощь бесплатно».
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.
