Европа как не-Америка. Пятьсот миллионов человек в поисках Другого. Голлизм против черчиллизма, страница 17

Обычно даже описания собственных разногласий европейцы заимствуют у Америки. 22 января 2003 года, когда парламенты Франции и Германии собрались в Версале для того, чтобы подтвердить особые отношения между своими странами, министра обороны Соединенных Штатов Дональда Рамсфелда на пресс-конференции попросили высказаться о нежелании европейцев присоединиться к войне против Ирака. «Вы считаете Европой Германию и Францию», — ответил он. — «А я нет. Я считаю их старой Европой». Центр притяжения НАТО в Европе сместился на восток, сказал Рамсфелд, и в Европе есть много других стран, которые «с Соединенными Штатами», а не с Францией и Германией. Восемь дней спустя в The Wall Street Journal Europe появилась статья, и многие европейские газеты, по-видимому, согласились с изложенной в ней точкой зрения. Подписанное лидерами восьми европейских государств — Испании, Великобритании, Италии, Дании, Португалии, Польши, Венгрии и Чехии — так называемое «Письмо восьми» было не «присягой на верность Бушу», как утверждал Хабермас, а более общим подтверждением западной общности ценностей и трансатлантической солидарности в войне с терроризмом. Вскоре после закулисного обсуждения отстаиваемого Америкой проекта расширения НАТО, лидеры десяти стран Центральной и Восточной Европы, подавших заявку на вступление в НАТО («Вильнюсская десятка»), подписали открытое письмо с еще более явной поддержкой Соединенных Штатов.

Европейцы, одержимо обсуждавшие две американские идеи — «конца истории» и «столкновения цивилизаций», а затем ухватившиеся за статью Роберта Кейгана с описанием собственной ускользающей идентичности, теперь кудахчут о «старой» и «новой» Европе в тысячах выступлений на конференциях, словно Дональд Рамсфелд — это кто-то вроде Мишле, Гиббона или Ранке, чтобы авторитетно рассуждать о глубоких противоречиях европейской истории. (Неужели европейцы не могут самостоятельно осмыслить происходящие перемены? Или политическая гегемония неизбежно сопровождается интеллектуальной?) Такое внимание к грубому рамсфелдовскому различению оправдано лишь в той степени, в какой его комментарий отражает попытку части администрации Буша «разделять и властвовать» в Европе.

В аналитическом отношении противопоставление «старой» и «новой» Европы смехотворно. Польшу, Испанию и Великобританию трудно назвать «новыми». Когда Доминик де Виллепен критиковал американскую политику на заседании Совета Безопасности ООН от имени своей «старой страны» и континента, британский министр иностранных дел Джек Стро ответил, что он тоже прибыл из весьма древней страны, «основанной в 1066 году французами». Проведенное Рамсфелдом различие основывалось на том, что одни европейские страны единодушно поддержали Америку, а другие выступили резко против нее. Это совершенно неверно. Во всех этих странах, судя по опросам, большинство выступало решительно против рамсфелдовской войны. Мнения политиков и интеллектуалов также разделились, и даже правительства мучились сомнениями. Тони Блэра и Хосе-Марию Аснара можно обвинять в развязывании войны в Ираке, чего нельзя сказать о многих их коллегах по кабинету министров. Итальянский премьер-министр Сильвио Берлускони сказал Бушу, что он считает войну опрометчивым шагом, но подтвердил, что поддержит ее из солидарности с Соединенными Штатами. Смена правительств в Италии или Испании могла привести к резкой перемене позиций; смена позиций могла произойти и в Германии, правда, в другом направлении.

Одному разнородному множеству, названному мной евроголлистами, противостоит другое разнородное множество, которое можно назвать евроатлантистами. Британия — традиционный оплот атлантизма, но и она расколота на тех, кто отвергают европейскую сторону блэровского проекта наведения мостов, тех, кто отвергают американскую сторону, и тех немногих, кто отвергают обе стороны. Раскол есть и в Испании с Португалией. Обе страны имеют свою историю атлантизма. Они более тесно связаны с испано- и португалоговорящей Латинской Америкой, хотя Северная Америка также становится все более испаноговорящей. Однако испанские правые до сих пор вспоминают, как американцы лишили Испанию остатков своей трансатлантической империи в конце XIX века; испанские левые не забыли о том, что Соединенные Штаты поддержали генерала Франко. Ирландия, если продолжить рассмотрение европейских стран атлантического круга, глубоко сознает свою связь с 34 миллионами американцев ирландского происхождения, но она также традиционно остается нейтральным государством, которое прочно отождествляет себя с римско-католической Европой и с Европейским Союзом, в котором ей удалось добиться такого процветания.