Европа как не-Америка. Пятьсот миллионов человек в поисках Другого. Голлизм против черчиллизма, страница 13

Так что в пятнадцати странах-членах ЕС существует три разновидности капитализма. И здесь еще не рассматриваются новые капиталистические экономики Центральной и Восточной Европы, опять-таки очень разные, которые теперь вошли в ЕС, не говоря уже о тех европейских странах — таких, как Украина, — которые стремятся стать членами ЕС, не будучи даже капиталистическими демократиями. На чью жизнь больше похожа жизнь гамбургского юриста — на жизнь юриста в Киеве или в Бостоне? Конечно, в Бостоне. То же касается учителей, сантехников и водителей автобусов. Подобно нациестроителям прошлого, Хабермас и другие приписывают совершенно различным человеческим обществам общие черты, которые еще не существуют, в надежде на то, что это поможет возникновению таких общих черт. «Европейская модель» представляет собой такое предписание, выдаваемое за описание.

Даже по показателям, которые кажутся явно подтверждающими существование трансатлантической пропасти, различия в большой Европе могут быть весьма значительными. Возьмем, к примеру, патриотизм. Три четверти населения Ирландии говорят, что они «очень гордятся» своей страной — больше, чем в Соединенных Штатах. Поляки почти также горды, и лишь пятая часть голландцев признается в существовании у них таких старомодных чувств. Или возьмем религию: людей, говорящих о том, что вера в Бога необходима для того, чтобы быть добродетельным, среди украинцев больше, чем среди американцев, и с этим согласно почти 84% турок, хотя большинство из них понимают под богом Аллаха. Даже между Францией и Германией имеется существенное различие по этому вопросу: с приведенным утверждением согласны 33% немцев против примерно 13% французов. Хабермас говорит, что невозможно представить, чтобы в Европе президент начинал свои ежедневные служебные дела с публичной молитвы, но именно так начинается рабочий день в британском парламенте. В Соединенных Штатах никогда не было государственной церкви, в Британии она есть, а в прогрессивном шведском государстве всеобщего благосостояния лютеранская церковь перестала быть государственной только в 2000 году. Европейские общества в целом менее религиозны, и разрыв между религией и политикой в Европе становится шире, тогда как в Америке он сужается. Тем не менее, христианское прошлое по-прежнему оказывает существенное влияние на самоопределение Европы.

Обобщения относительно Америки могут показаться более обоснованными. Но и здесь мы сталкивается с определенными трудностями. Существует старая шутка из тех времен, когда европейские диктатуры — правые и левые — имели обыкновение заявлять о 99% голосов «за» при 99%-й явке: «Почему же я встречал только 1%?» Многие европейцы испытывают такое чувство при попытке сравнить свой собственный опыт общения с американцами с результатами голосования. Почему? Возможно потому, что они проводят свое время на более либеральных восточном и западном побережьях, а не на консервативном Среднем Западе и Юге.

На самом деле результаты голосования демонстрируют устойчивые и глубокие различия между этими двумя Америками, называемыми — довольно непривычно для европейского уха — «синей Америкой» и «красной Америкой». Если рассматривать «синюю» и «красную» Америку подробнее, то «синяя» Америка зачастую оказывается европейским оттенком розового. По ряду ключевых социальных проблем американские демократы, по-видимому, ближе к европейцам, чем к республиканцам.

Распространенность огнестрельного оружия составляет реальное отличие между Америкой и Европой, если исключить европейский «Дикий Запад»: Балканы и сегодняшнюю Восточную Европу (Украину, Беларусь, Молдову), где огнестрельное оружие по-прежнему встречается довольно часто. Существует соблазн переноса этого внутреннего американского явления на внешнюю политику: ковбои у себя, ковбои за рубежом. Американский сатирик Майкл Мур очень четко провел такую параллель в своем фильме «Боулинг для Колумбины», образно связав стрельбу в средней школе «Колумбина» с бомбардировкой Сербии клинтоновской администрацией. Несколько более серьезный вариант этой идеи отстаивает Роберт Кейган: американцы по-прежнему готовы использовать военную силу в опасном «гоббсовском» мире.