Исследование трансформации политической системы Польши с начала 80-х годов и по настоящее время, страница 18

Всем было понятно, что из 17 имевшихся кандидатов реальных только 2 – Валенса и Квасьневский, что и подтвердилось в первом же туре, состоявшемся 5 ноября 1995 г.: Квасьневский набрал 35,11% голосов, а Валенса – 33,11%.[138] Многие тогда решили, что и сторонники отпавших кандидатов, и те, кто не голосовал в 1-м туре, проголосуют за Валенсу. Так, Я. Куронь (от СС), занявший 3-е место и бывший весьма популярным политиком в Польше, призывал голосовать за Валенсу. Поэтому его переизбрание считалось почти само собой разумеющимся. Тем не менее, было решено устроить теледебаты, чтобы окончательно уничтожить противника (Валенса был известным оратором). Однако именно эти теледебаты и оказались роковыми для Валенсы. Они не только показали интеллектуальное превосходство Квасьневского, его спокойствие и выдержку, но заставили многих ощутить, что пора кончать с зацикленностью на прошлом (Валенса поливал грязью всё послевоенное прошлое Польши), надо думать о будущем. В результате, во втором туре, состоявшемся 19 ноября, Квасьневский получил 51,72% (свыше 9,7 млн. голосов), а Валенса – 48,28% (около 9,06 млн.).[139] Причём, первые итоги показывали преимущество Валенсы на несколько десятых долей процента, и лишь на следующий день сторонники Квасьневского смогли вздохнуть с облегчением. Валенсу же страна увидела на телеэкранах растерянно сжимающим руку своей супруги, ещё не верящим в предательство избирателей. Каковы причины провала Валенсы?

Стиль его избирательной кампании был агрессивным, жёстким, крикливым. Он имел сильный лозунг: «Кандидатов много, но Валенса один».[140] Вообще Валенса являлся политиком-вождём, человеком-танком, предпочитавшим идти ва-банк и сознательно обострять ситуацию. Это был человек-символ, пришедший к власти на плечах массового движения, и распоряжавшийся этой властью как умел. Но общество устало от бесконечных конфликтов, от «войны в верхах», правительственной чехарды и т.д. Как сказал Р. Дарендорф: «В правительстве нужны иные качества, чем в оппозиции, и даже иные достоинства: практическая этика ответственности вместо чистой этики убеждений».[141] Сам Валенса говорил «Бороться было проще, чем управлять страной».[142] Вот и теперь к выборам он пришёл практически один, рассорившись со всеми, с кем только мог. Если бы различные партии правого толка, католические организации, националисты объединились вокруг Валенсы с самого начала, то они могли бы собрать большинство голосов. Когда же дело дошло до второго тура, было уже поздно говорить о единстве правых.

Другой его ошибкой были выбранные им ценности: идеал будущего Польши лежал у него в прошлом, в национальной традиции и католицизме. Однако с этими ценностями к тому времени уже немного переборщили, и общество стало реагировать на них отрицательно. Вообще президентские выборы подтвердили тенденцию, проявившуюся ещё на парламентских выборах – сокращение влияния церкви на польского избирателя: общество устало от властолюбия польского католического духовенства, насильственного внедрения религии в школы, споров вокруг допустимости абортов и т.д., в которых Валенса всегда вставал на сторону клира. В результате, в католической Польше (95% католики) более 1/3 участвовавших в выборах проголосовали за кандидата, против которого активно выступал костёл.[143] Надо сказать, что это явление вписывается и в общую тенденцию, характерную для западного мира, где к концу ХХ в. политическое влияние церкви уменьшилось почти повсеместно.

Квасьневский же ассоциировался с движением в будущее (лозунг «Давайте выберем будущее») и выступал за светское государство. Он из тех молодых политиков (36 лет на день выборов), кто наблюдал механику однопартийной системы изнутри (был даже министром по делам молодёжи и спорта в правительстве З. Месснера), кто первым осознал необходимость если не слома, то уж, во всяком случае, кардинального реформирования системы.[144] При этом в отличие от Валенсы, он конформист и прагматик. Его склонность к компромиссам и умение их заключать послужили даже почвой для анекдотов. Так, пикантный эпизод, когда, уходя от какой-то малоприятной ситуации, он выбрался из сейма по пожарной лестнице, похоже, намертво бросил якорь во всех его политических портретах и биографиях.[145]

Революционные события остались в прошлом, и время политиков-вождей прошло. Квасьневский же принадлежал именно к тому прагматичному типу политиков, о которых говорил Дарендорф. Время революционных политических элит прошло, и им на смену пришли бюрократические элиты. Так и в обществе конфликт ценностей сменился конфликтами интересов различных социальных групп, что уже является одной из составляющих демократического строя.

Возвращаясь к Квасьневскому, надо заметить, что спокойный, конструктивный стиль его избирательной кампании был полной противоположностью стилю кампании Валенсы. И это притом, что в условиях практически полного отсутствия у левых своих СМИ, Квасьневский изъездил на колёсах буквально всю Польшу (ещё в 1990 г. СДРП лишили «права на наследство» от ПОРП рабоче-издательского кооператива).[146] Программа Квасьневского была направлена не только в будущее (в противоположность правым, зацикленным в своём большинстве на разборках социалистического прошлого), но призывала построить социально ориентированную рыночную экономику, включавшую заботу о молодёжи, пенсионерах и т.д. За него голосовали не сторонники возврата к прошлому, которого уже не могло быть, а разочаровавшиеся в «Солидарности», распавшейся на множество групп и течений и потерявшей влияние и облик мощного профсоюза – защитника людей труда, уставшие от популистских обещаний Валенсы, которые в своём множестве так и остались обещаниями. Квасьневский же вообще ничего не обещал, пока СДЛС не пришёл к власти, а с тех пор экономическая ситуация и правда начала заметно улучшаться. Было уже не важно, чья это заслуга: социал-демократов или правых (результаты «лечения» экономики, проводимой ими), т.к. работало это на Квасьневского. Поляки, в свою очередь, продемонстрировали общую для посткоммунистического мира тенденцию неприятия резкого перехода к капитализму, сделав ставку на того, кто сулил им хотя бы минимум социальной защиты.