Исследование трансформации политической системы Польши с начала 80-х годов и по настоящее время, страница 16

Надежды на новую избирательную систему оправдались. В выборах приняли участие 34 избирательных объединения и блока (против 111 в 1991 г.), а 5%-ный барьер преодолели только 6 (против 30 в составе предыдущего сейма).[122] В этот сейм прошло меньше партий, чем было фракций в предыдущем! Больше всего голосов собрал СДЛС – 20,5% (в 1990 г. на президентских выборах В. Чимошевич (от СДЛС) – 9,21%; в 1991 г. на парламентских – 12 %), получивший в результате 172 места (из 460). Далее ПКП – 15,2% голосов и 129 мест; ДС – 10,8% и 69 мест (против 14,5% и 62 мест в прежнем сейме); Союз труда (партия левых интеллектуалов из рядов «Солидарности») – 7,2% и 46 мест; КНП – 5,5% и 21 место (против 7,3% и 46 мест прежде) и ББПР – 5,4% и 20 мест. В Сейм не вошли ни ЛДК (4%), ни ХНО (имевшее в прежнем сейме третью по величине фракцию), ни СЦС, ни более мелкие правые партии, которые вместе потеряли 35% голосов.[123] По сути, все партии, входившие в прежнем сейме в правительственные коалиции (за исключением КНП и ДС, который вообще долго находился в оппозиции) оказались за чертой нынешнего сейма (см Приложение 2).

В Сенате СДЛС получил 37 мест, ПКП – 36, профсоюз «Солидарность» - 9 и ДС – 4. Явка на этих выборах составила 52,1% (против 43,2% в 1991 г.), т.е. активность избирателей была выше: люди хотели улучшения и связывали его с социал-демократами.[124]

По результатам выборов было сформировано коалиционное правительство: СДЛС, ПКП и СТ, имевшее устойчивое парламентское большинство (303 (из 460) места в сейме и 73 (из 100) — в сенате.), а премьер-министром стал В. Павляк (лидер аграриев; см. Приложение 1).

Итак, правые вместе со всем своим лагерем, вышедшим из «Солидарности», заплатили за свои ошибки. Важнейшей из них была «братоубийственная» борьба, в которую были вовлечены потенциальные союзники. «Нас разделяют не только программные вопросы, но и персональные споры» - заметил А. Магеревич из Конфедерации для Речи Посполитой.[125] И в этой реплике была не только горькая правда. Она подтверждала, что вышеобозначенная тенденция, когда главными оказываются личные амбиции, а не интересы эфемерного электората, всё ещё преобладала на польской политической сцене, являясь косвенным свидетельством слабости гражданского общества и состояния становления самой партийной системы.

С другой стороны, крайний либерализм в экономике и одновременно полное пренебрежение социальной сферой делали результат выборов вполне логичным. Не только крестьяне, рабочие и интеллигенция оказались в трудном положении в результате реформ, но даже бизнесмены отвернулись от либералов (каждый пятый бизнесмен голосовал за СДЛС).[126] А. Квасьневский полагает, что есть основания расценивать поддержку левых в ходе октябрьских выборов 1993 г. как голос за реформы, но с «человеческим лицом».[127] И действительно, новое правительство отнюдь не собиралось отказываться от реформ, оно лишь отказалось от явно монетаристских рецептов. Если правительство Х. Сухоцкой предлагало обществу модель развития, при которой вначале производство достигает определённого уровня, а затем государство принимает меры для более справедливого распределения, то в ходе выборов поддержку получил другой вариант: государство обязано в первую очередь позаботиться о всех своих гражданах с их хотя бы минимальными потребностями, а затем заняться экономикой, призванной их удовлетворить.

Выборы показали также, что католический фундаментализм перестал находить поддержку у населения. Особенно наглядной демонстрацией этого стало отношение к проектам закона о религиозном образовании в школе и закона о запрещении абортов, принятого при правительстве Х. Сухоцкой. Во многом из-за этого христианские партии (прежде всего ХНО) оказались вне парламента. Социал-демократы же в этом вопросе выступают за нейтралитет государства в отношениях с церковью.

Отказ в поддержке крайне правым партиям был тоже естественным. В предшествующие годы была развёрнута, по сути, кампания тотально-негативной оценки всего, что происходило в Польше между 1944-1989 годами. Однако, как заметил Е. Вятр, «для простых людей, для большинства населения это были десятилетия экономического и культурного прогресса, десятилетия социального равенства, если не абсолютного, то, несомненно, большего, чем до 1944-го или после 1989 года».[128] Так что прошедшие выборы стали своего рода протестом против развёрнутой в стране кампании ненависти к социалистическому прошлому. Между прочим, негативность такой политики понимал и Валенса, отмечавший, что «сведение счётов не может стать программой будущего».[129]

Победа левых отнюдь не стала откатом назад, чего многие в Польше опасались. Не произошло никаких разительных перемен ни в экономике, ни в социальной сфере, ни во внешней политике. Это просто очередное проявление чисто европейского синдрома полевения электората в неустойчивых социально-экономических ситуациях. А нормальное функционирование механизма смены власти, опирающегося на результаты всенародных выборов, которые оказались в пользу вчерашних коммунистов, это необходимый элемент легитимации правительственных структур и фактор стабилизации всей общественно-политической системы.

Можно сказать, что к 1993 г. в Польше уже сложилась многопартийная система. Но всё же многопартийность носила ещё условный характер, т.к. в основе её было не соперничество двух или нескольких крупных партий или коалиций, а простое стремление различных общественных движений и групп реализовать внезапно открывшиеся возможности самовыражения и приобретения политического веса, из-за чего и были сложности с объединением у правых, раздоры в парламенте, неустойчивые правительства и т.д. Естественная борьба партий и организаций за власть обретает свою рациональную легитимность только тогда, когда за ней стоят достаточно ясно выраженные интересы сколько-нибудь широких социальных слоёв и групп. Но стабильные многопартийные системы с устойчивыми элементами — партиями, представляющими основные общественные слои и группы, складываются в течение многих десятилетий. Необходимо было время для консолидации групповых интересов в новых условиях и формирования аутентичных каналов их выражения. Необходимо также и время для развития самого гражданского общества. Всё это было ещё впереди, хотя «процесс уже пошёл».