Самой реальной из прерогатив туи-тонга было то, что он считался номинальным владельцем или верховным собственником всей земли. Большую часть ее он раздавал в наследственное пожалование вождям, а те раздавали отдельные участки своим держателям. Из обрядов, устраивавшихся в честь туи-тонга, самое важное, чисто материальное значение имел обряд «иначи» — ежегодное обязательное подношение первых плодов: считалось, что несоблюдение этого обычая повлечет за собой гнев богов. В назначенный день отовсюду стекался народ в резиденцию туи-тонга. Все несли корзины с ямсом, украшенные красными лентами. При подношении ямса совершались различные обряды. Собранное таким путем огромное количество ямса распределялось определенным образом: одна четверть шла в пользу богов, т.е., очевидно, жрецов; половина шла в пользу короля — «хоу»; последняя четверть оставалась для самого туи-тонга. Так же поступал и король. Маринер замечает, что таким образом собирались и распределялись такие большие запасы пищи, что у самого населения иногда ничего не оставалось и начинался голод[56].
Тонганские предания, собранные в новейшее время Гиффордом, позволяют дополнить записи Маринера. Судя по ним, очень большим почетом пользовались также старшая сестра туи-тонга — ее титул был туи-тонга-фефине. Если она умирала раньше своего брата, ее место занимала следующая по возрасту сестра. Но еще более высокий ранг, чем сам туи-тонга, занимала дочь туи-тонга-фефини, т.е. племянница туи-тонга. Титул ее был «тамаха». Она считалась особой наиболее высокого ранга во всем королевстве. Сам туи-тонга совершал в честь своей племянницы те обряды поклонения, которые все остальное население должно было совершать в честь его самого. Ее носили обычно в паланкине. Всякий встречающийся с нею должен был сесть на землю, сложить руки и наклонить голову. К ней приносили больных для исцеления. Если лодка проплывала мимо ее дома, стоявшего на побережье, гребцы должны были прыгнуть за борт и плыть рядом с лодкой, пока не минуют резиденцию тамахи[57]. Весь этот ритуальный почет, оказываемый сестре и племяннице туи-тонга, был проявлением сильных традиций материнского права, связанных с архаическим институтом туи-тонга.
Маринер говорит еще об одном почетном титуле — «веачи», носитель которого, однако, несколько уступал туи-тонга, хотя и ему приписывали божественное происхождение[58]. Он, впрочем, не сообщает никаких подробностей о веачи, видимо, располагая о нем лишь скудной информацией. Более обстоятельные исследования Гиффорда показывают, что Маринер допустил тут ошибку: никакого особенного сановника или вождя с титулом веачи не было, а тот, кого Маринер так обозначал, был братом тамаха, т.е. родным племянником туи-тонга по его сестре, и в этом качестве пользовался, конечно, большим почетом[59].
11
Таким образом, на Тонга к началу ХІХ в. существовали две независимые от друга формы власти, как бы две параллельные династии: королей хоу и священных вождей туи-тонга. Первые располагали деспотической, неограниченной властью, но не пользовались особым почетом. Вторые были предметом необычайного, по сути религиозного почитания, но не имели в своих руках настоящей власти. Откуда возник этот своеобразный дуализм как бы светской и духовной власти?
Для этнографов подобного рода явления вовсе не представляют собой чего-то небывалого: аналогии им известны у многих народов, и древних и новейших. Джемс Фрэзер, собравший в своей «Золотой ветви» целую коллекцию примеров «священных королей», или «царей-жрецов», — а примеров таких немало во всех частях света, — не оставил без внимания и нередкие факты «расщепления» власти верховного вождя, «отделение духовной власти от светской»[60]. Подобные факты известны в Полинезии (Фрэзер упоминает о. Мангайя), их очень много в Западной Африке, где нередко правили рядом «царь-фетиш» и «светский царь»; известны такие факты и в юго-восточной Азии, например в восточной части о. Тимора и на небольшом соседнем о. Ротти. В истории старых государств Азии подобные явления отмечались в более крупных масштабах: в Тонкине (северный Вьетнам) одно время власть находилась в руках наследственных военачальников, а цари, окруженные почетом и дворцовой пышностью, не принимали участия в управлении государством. Наиболее же известен пример Японии, где такое расщепление светской и духовной власти достигло как раз особенно резких форм: с начала XVII в. до середины ХІХ в. неограниченная светская власть принадлежала военачальникам «сегунам» из наследственной династии Токугава, а император — «микадо» — представлял собой живого бога, запертого в своем дворце и опутанного бесчисленными магическими запретами.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.