Ким Македонович лишился должности заведующего кафедрой Академии имени Фрунзе, был вынужден оттуда уйти. Однако есть и другое мнение – и его так же отстаивают уважаемые учёные, а не какие – нибудь конъюнктурщики. Это и В.В. Басов, и К.Н. Брутенц, А.С. Кауфман, Г.Ф. Ким, Ю.Н. Розалиев и многие другие. Вот что пишет по этому поводу В.В. Басов: «Апрельская революция явилась закономерным следствием создавшегося к концу правления М. Дауда острого политического кризиса». Учёные отстаивающие подобную точку зрения на саурские события, как правило ссылаются на особенности социальных рево-люций протекающих в исламских государствах, отставших, по целому ряду причин, в своём политическом и социально – экономическом развитии от более передовых современных европейских, а также и некоторых азиатских государств. Общеизвестно, что в странах, где ислам традиционно занимал господствующее положение в массовом обшественном сознании, где почти единственной формой государственного устройства на протяжении почти полутора тысячелетий являлась и является политическая система исламского халифата или эмирата во главе с практически никем и ничем /кроме норм Корана и законов шариата/ не ограниченным повелителем – монархом, где ещё не завершился /а в ряде случаев ещё только начинается/ процесс образо-вания классов и социальных групп, характерных в целом для современного индустриального общества, где не сложилось как таковое гражданское обще-ство и отсутствует само это понятие, а большая часть населения, состоящая из крестьян – земледельцев или кочевников политически инертна, ведущую, «моторную» роль в радикализации общества играют представители новых, формирующихся классов – национальной буржуазии, чиновничества, нацио-нальной интеллигенции /в т.ч. и военной интеллигенции/, в меньшей степе-ни – национальный рабочий класс и другие категории лиц наёмного труда. Особое место конечно занимает офицерский корпус, формирующийся как правило из представителей разных социальных слоёв, в т,ч. и из социальных низов. Он то и является главной ударной силой любой социальной револю-ции в исламских государствах. Примеров этому немало – вспомним хотя бы Турцию в 19I8 – 1923 гг., в которой национально – буржуазная революция протекала в форме освобо-дительной отечественной войны турецкого народа под руководством гене-рала Мустафы Кемаля Ататюрка. Вспомним и Египет в 1952 г., в котором национально – демократическая революция также началась с государст-венного переворота осуществлённого организацией «Свободные офицеры» возглавляемой М. Нагибом, Г.А. Насером и А. Садатом. Аналогичным образом развивались в 1969 г. события и в соседней Ливии, где во главе подобной же организации «Свободных офицеров – юнионистов» встал М. Каддафи. Исключение, пожалуй, составляет только Иран, в котором антишахская и антиимпериалистическая по своей сути революция приняла воистину всенародный и массовый характер, что в значительной мере объ-ясняется определённым цивилизационным сдвигом являвшегося следствием предшествующего революции периода т.н. «вестернизации» иранского общества и государства, подготовившего почву для подобной революции. Таким образом, мы можем констатировать, что социальные революции в исламских государствах как правило и начинаются с военных переворотов, и лишь впоследствии, по мере упрочения в стране нового политического режима, выдвижения его лидерами реально осуществимых в данном обще-стве и государстве программ политического и социально – экономического развития, которые новая власть способна будет не только декларировать, но и проводить жизнь всеми имеющимися в её распоряжении силами и средст-вами, происходит углубление революционного процесса, начинается втяги-вание широких социальных слоёв в политическую жизнь страны, формирует-ся революционное большинство становящееся главной социальной опорой нового правительства, в стране в полном смысле этого слова разворачивается социальная революция. Афганистан в таком случае не является исключением, поскольку ситуа-ция в этой стране складывалась аналогичным образом, по крайней мере, на начальном этапе Саурскай революции. Весьма примечательно по этому поводу высказался, кстати, ныне покойный президент Афганистана Наджибулла: «Это неправда, что массы были в стороне от революции. За каждым танком восставших шли сотни людей... Смешно и горько становится, когда читаешь, как вроде бы учёные люди и авторитетные публицисты подгоняют события в Афганистане под пожелтевшие абзацы из запылившихся учебников». Наджибулла в период своего президенства не раз затрагивал эту тему, справедливо, в общем то, упрекая многих наших и западных афгановедов в поверхностных суждениях об Афганистане, призывая их к беспристрастному анализу событий недавней истории. «Какой только ерунды не пишут о нашей революции: что она и незаконна и что её вообще не было. Но что такое рево-люция? Это борьба за право на прогресс общества, против нищеты, угнета-телей, порабощения. Во имя этого свершились американская, французская революции, Великая Октябрьская революция в России». Конечно, подобные высказывания носят в значительной мере эмоцио-нальный характер, но с ними нельзя не согласиться. Ведь в апрельские дни 1978 г. в Афганистане произошёл не просто мятеж прогрессивно настроен-ных офицеров. Менялись не вывески на правительственных зданиях – менялся приговорённый к слому полуфеодальный уклад жизни афганского общества. Эта ломка была призвана вызволить страну из многовековой дрё-мы, решить накопившиеся этнонациональные проблемы, сделать рынок в экономике, социальной сфере, дать народу демократические свободы. Подготовленная и осуществлённая прогрессивными элементами общества смена власти стала закономерным следствием политического кризиса. Проблема, впрочем, заключается не в том, считать или не считать потрясший Афганистан апрельский взрыв революционным переворотом, объективно открывающим перспективу развёртывания в стране социальной революции, революции националъно – демократического характера – по всей видимости, он таковым и являлся. Проблема заключается в другом: разверну-лась ли в действительности в Афганистане после этого переворота социаль-ная революция или развитие политической ситуации в стране пошло по ино-му пути, чем это предполагалось руководителями восстания? Как известно, общим правилом всех происшедших в мире революций является овладение верховной политической властью. Успех или поражение революционного процесса во многом зависят от того, сумеют ли силы олице-творяющие собой революцию контролировать политическую ситуацию в стране. Нетрудно понять, что вслед за апрельским переворотом, по логике вещей, должно было бы последовать взятие политической власти восстав-шими военными не только в центре, но и на местах. Бьло ли это достигнуто повсеместно в стране, включая и кишлачную зону, где объективно находил-ся основной резерв формирования революционного большинства? Думается надо обладать излишней смелостью, чтобы на этот вопрос ответить утверди-тельно. Взятая власть носила анклавный характер, новый режим пользовался популярностью в основном только среди городского населения, революция не пошла дальше в горы, она в буквальном смысле с самого начала стала про- буксовывать. Можно ли также утверждать, что в ходе апрельских событий экономи-ческая власть перешла в руки восставших? И здесь, в общем, то, напраши-вается отрицательный ответ. Политическому руководству страны в после-апрельский период был присущ не суровый реализм, исходящий из факти-ческого уровня экономического развития, а мифотворчество. По – другому нельзя назвать целый ряд шагов новой власти. Надо понять, что пришедшие к власти новые силы не вправе выдвигать политические лозунги, которые нельзя насытить экономическим содержани-ем, и, наоборот, нельзя предлагать экономические меры, которые новая вла-сть не может закрепить политическими средствами. В первом случае не избе-жать сползания к социальной демагогии, во втором – к социальной утопии. И тот, и другой вариант ведут к нарастанию неверия широких масс в возмож-ности новой власти, а следовательно к размыву революционного большинст-ва, что и имело место впоследствии в Афганистане. Социальная революция, как известно, предусматривает и кардинальную перестройку в духовной сфере, в мировоззрении. Иными словами – утверж-дению идейных и нравственных установок новых социальных сил. Произош-ло ли это в послеапрельский период в Афганистане? Нет, не произошло! Положительный ответ в этом случае явился бы самообманом. К тому же ярко выраженное стремление нового афганского руководства к преждевременно-му выдвижению социалистических лозунгов, целей и задач, в тех условиях не столько привлекало, сколько отталкивало значительную часть сельского на-селения Афганистана от революции. Афганские дехкане, в основной своей массе, не были готовы к их восприятию, тем более к их реализации на прак-тике. По существу, это были авантюрные действия дававшие крупные поли-тические козыри противникам нового режима.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.