Дело известное: короля создаёт его свита. Окружение Тараки из кожи вон лезло, чтобы угодить своему вождю и патрону. Чего только не выдумы-вали ради этого! Появились деньги с изображением Н.М. Тараки. На газет-ных фотографиях его умудрялись печатать крупнее всех остальных, кто стоял рядом. Какие – то, по – видимому, особенно изобретательные холуи во время собраний и митингов организовывали специальных людей, которые должны были следить за тем, чтобы все присутствующие горячо аплодирова-ли вождю. В домах, где он родился и жил, устроили музеи. На собраниях и торжественных заседаниях вывешивалось не менее 5 его портретов. А он принимал всё за чистую монету. Сановной стала походка. Утрачивалась способность реально оценивать ситуацию, людей. Он всё меньше вникал в государственные дела, доверив их Амину, блистательно исполнявшему роль «первого ученика». Оказавшись в плену «комплекса вождя» Тараки и вправ-ду поверил в то, что все в Афганистане поголовно его обожают, считают «отцом народов». Впоследствии именно это и сыграло с ним злую шутку. Что же касается Х. Амина, то он, как вспоминают лица, вступавшие с ним в контакт, обычно при первом знакомстве производил вполне приятное впечатление. Среднего роста, плотный, с чётко выраженными этническими чертами пушутуна, подвижный и вежливый в обращении, он, если хотел, мог с первых минут очаровать любого собеседника. Однако кое – какие черты в поведении Амина, особенно в его высказы-ваниях, всё же настораживали, вызывали сомнение в его искренности. Как правило, в беседах с советскими представителями и специалистами, будь то наедине или в присутствии своих людей, Амин демонстративно подчёркивал своё дружеское отношение к Советскому Союзу и советскому народу, а так-же якобы свою твёрдую приверженность марксистско – ленинской идеоло-гии. Но после нескольких таких встреч, у многих, несмотря на все его стара-ния, начинало складываться впечатление, что марксизм Амин принимает только на словах, а на деле же является революционером ярко выраженного мелкобуржуазного, левацкого типа и крайним пуштунским националистом. Квазимарксистская фразеология применялась им лишь в целях камуфляжа, чтобы ввести в заблуждение собеседников, особенно из числа представите-лей социалистических стран. И надо сказать, что до поры до времени ему в значительной степени это удавалось, часть собеседников ему искренне верила. В то же время, это был безусловно умный человек, энергичный и исклю-чительно работоспособный. К примеру, когда ему поручили заниматься воен-ными вопросами, он попросил нашего советника генерала Горелова полтора-два часа ежедневно читать ему курс лекций по организации вооружённых сил, тактике и стратегии, действиям различных родов войск. Занятия с ним проводились регулярно, лекции Амин слушал внимательно, нередко прояв-лял инициативу, стараясь самостоятельно вникнуть в характер преподавав-шихся ему тем – об этом свидетельствует и сам Л.Н. Горелов, и другие наши военные специалисты и советники. Тараки, по всей видимости, действительно считал Амина самым способ-ным и преданным учеником, был буквально влюблён него. И доверял ему полностью, доверял, может быть, даже больше, чем самому себе. В качестве примера можно привести и следующий случай. Во время одного из заседаний на высшем уровне поступило сообщение о том, что в центре Кабула соверше-но террористическое нападение на патруль царандоя – местной милиции. Тараки растерялся, а Амин мгновенно проявил инициативу: «Давайте прервём наше заседание, поручите мне разобраться в ситуации и принять меры». За полтора года прошедшие после апрельского переворота Х. Амин сумел проделать путь от заместителя премьер – министра до генерального секретаря ЦК НДПА и председателя Революционного совета ДРА, т.е. до главы правящей партии и государства. А если учесть и то обстоятельство, что в вышеуказанный промежуток времени он также возглавлял министерст-во иностранных дел и осуществлял фактическое руководство вооруженными силами ДРА, то следует понимать какие рычаги власти находились в руках у этого человека и каким огромным влиянием, с лёгкой руки Н.М.Тараки, он стал пользоваться и в партии, и в государстве. Кстати, когда один из наших военных советников в Афганистане генерал – майор В.П. Заплатин в беседе с Н.М. Тараки выразил сомнение в том, что Х. Амин сможет одинаково успешно командовать вооружёнными силами и руководить МИДом, генсек с присущей ему улыбкой и в свойст-венной ему мягкой манере ответил: «У нас другого такого человека нет. Ему и ещё одно министерство можно доверить – всё равно потянет». По всей видимости, фраза брошенная кем – то из руководящих деятелей НДПА как раз в те дни: «Тараки – это знамя, а Амин – мотор революции», ставшая тогда же политическим лозунгом, имела под собой весьма серьезные основания. Впрочем, как выяснилось вскоре, Х. Амин обладал также и та-лантами другого рода, он был по – настоящему силён в области политичес-ких интриг. Он имел совершенно неограниченные политические амбиции и жажду власти и ради удовлетворения этих амбиций не гнушался ничем. И как показал ход дальнейших событий, Х. Амин оказался также способен и на любые преступления против вчерашних друзей и товарищей по партии, да и против собственного народа тоже, В своих выступлениях Амин в первые месяцы после апрельского пере-ворота шёл гораздо дальше положений программы НДПА о содержании первого этапа национально – демократической революции в Афганистане. Его явно заносило левее того, что могло быть осуществлено в стране в тех условиях. Нельзя сказать, что это «забегание вперёд» у Амина было слу-чайным делом или следствием неточности в формулировках, которые про-скальзывали в его публичных выступлениях. А выступал он довольно много, по нескольку раз в неделю, перед самыми различными аудиториями – старейшинами племён, армейским партийным активом, преподавателями и студентами вузов, национальными предпринимателями и торговцами, на многочисленных пресс – конференциях перед афганскими и иностранными журналистами. Свои политические концепции Х. Амин имел обыкновение проверять на советских собеседниках, упорно отстаивая свои позиции, иногда соглашаясь с нашими специалистами, но во многих случаях всё же настаивал на своём. В то же время, никто и никогда не слышал от него ни одного плохого слова в адрес СССР. Если кто – то в присутствии Амина позволял себе хотя бы даже вскользь упомянуть о тех или иных недостатках имевшихся в Советском Союзе, он тут же прерывал: «Никогда больше не говорите так». Хотя в повседневной жизни предпочитал более американский стиль – и это вполне понятно, сказывались годы жизни и учёбы проведённые в США. Выступая как – то перед одной из наших официальных делегаций Х. Амин заявил буквально следующее: «Я более советский, чем вы». Вряд ли он хорошо представлял себе, что означает быть советским, но в опреде-лённом смысле его можно было назвать рафинированным коммунистом сталинского образца. Сам Амин, судя по воспоминаниям лиц близко знав-ших этого человека, неоднократно выказывал своё открытое восхищение И.В. Сталиным, хотя и не имел чести быть знакомым с ним лично, и даже старался кое в чём ему подражать. С другой стороны, то и дело подчёркивая нерушимость афгако – советской дружбы, он, видимо, хотел добиться боль-шего доверия к себе со стороны Кремля. . Признавая первенство Н.М. Тараки в области теории и практики рево-люционного движения в Афганистане, Х. Амин считал себя вторым по вели-чине теоретиком в НДПА. Он имел обыкновение вырывать из контекста от-дельные высказывания В.И. Ленина и догматически трактовать их примени-тельно к афганской действительности. Так, в беседах с нашими дипломатами Амин часто ссылался на мысль Ленина о том, что с помощью пролетариата передовых стран отсталые страны могут перейти к советскому строю и ком-мунизму, минуя капиталистическую стадию развития. «В Афганистане, – заявил Амин в одной из таких бесед, – опираясь на помощь социалистичес-ких стран, мы можем перейти от феодализма к коммунизму, минуя капита-лизм и социализм. Это будет нашим вкладом в развитие марксистско – ленинской теории национально – освободительного движения». Попытки доказать Амину, что «миновать капитализм» в Афганистане практически невозможно по той простой причине, что в стране уже имеется некоторый развитый капиталистический уклад, банки и акционерные обще-ства успеха не имели. Продолжавшийся тем временем межфракционный конфликт в НДПА к лету 1979 г. достиг своего апогея. Порой халькисты и парчамисты в пылу полемики и взаимных обвинений забывали обо всём на свете, в том числе и о том, что надо срочно заниматься текущими делами, – и это в условиях полы-хавшей гражданской войны и развивавшейся скрытой интервенции! Амин же тем временем под прикрытием культа Тараки как «вождя партии и народа» и собственного культа как второго человека в стране – «командира Саурской революции», исподволъ готовил почву для расправы с теми, кто пытался поставить преграду на его пути к вершинам власти. Амин сумел убедить Тараки, что парчамисты в правительстве тормозят революционные преобразования. Ему удалось дискредитировать ведущих деятелей фракции «Парчам», часть из которых была снята с партийных и государственных постов и направлена послами за границу /Б. Кармаль, А. Ратебзад, Н.А. Нур/, другая же часть через какое – то время обвинена в антинародной, контрреволюционной и заговорщической деятельности и арестована /С.- А. Кештманд и другие/. Такие же обвинения несколько позже были предъявлены и деятелям НДПА, направленным ранее на работу за гра-ницу. Они отвергли эти обвинения как сфабрикованные и отказались возвра-титься на родину, попросив политического убежища в странах, где они были аккредитованы. . Впрочем, и здесь не всё так просто и однозначно. В этой связи уместно вновь сослаться на свидетельство ранее упоминавшегося генерал – майора Заплатина В.П.: «Мне казалось, что парчамисты в тот период были менее искренними. Скажем, при выходе партии из подполья в 1978 году они часть своих сил не легализовали, укрыли. Халькисты этого не допускали. Приехали мы как – то с товарищем Экбалем в 17-ю дивизию /Мохаммад Экбаль, нача-льник Главпура вооружённых сил ДРА, халькист/. Было известно, что там 25 членов партии. Стали их собирать. Так ни один парчамист не явился». Конечно, можно возразить нашему советнику, дескать, в условиях поли-тических репрессий развязанных группой Тараки – Амина против вчерашних сподвижников по совместной борьбе подобные действия парчамистов вполне понятны и объяснимы, они были вызваны опасениями за свою дальнейшую судьбу. Но попробуем сделать шаг в сторону и взглянуть на течение событий под иным углом зрения. Не потому ли фракция «Парчам» отказалась от лега-лизации части своих организационных структур, что изначально не верила в успех Саурской революции? Не стремилась ли она тем самым снять с себя всякую ответственность за происшедший в стране социальный взрыв? Не умыла ли она, говоря по – простому, руки? И не готовила ли она заранее почву для возможного отступления в случае крушения ДРА? Как видим, вновь возникают вопросы, причём довольно нелицеприятного характера, вопросы на которые ещё предстоит дать точный и непредвзятый ответ. Однозначно лишь то, что со стороны халькистского руководящего ядра такое поведение парчамистов могло быть /и было/ расценено как прямое дезертирство и предательство. Параллельно развивался и процесс чистки вооружённых сил ДРА от неблагонадёжных, с точки зрения Амина, лиц. Были арестованы и приговоре-ны к расстрелу активные участники саурских событий Абдул Кадыр, получи-вший к тому времени звание генерала, полковник Рафи и ряд других офице-ров. Приговор не был приведён в исполнение – вмешались наши военные советники, заявившие по этому поводу резкий протест. Х. Амин проявил «милосердие» и «гуманизм», заменив его 15 – летним тюремным заключением. Офицеры остались живы и смогли выйти на свободу уже после ввода советских войск в Афганистан. В июле 1979 г. произошла реорганизация правительства ДРА, в резуль-тате которой позиции халькистов –сторонников Амина заметно усилились, а парчамистов и халькистов, не симпатизировавших Амину, ослабли. Разумеется, это не могло пройти незамеченным. Стало усиливаться подс-пудное недовольство в обеих фракциях НДПА сосредоточением столь мно-гих функций в руках Х. Амина и укреплением его личной власти. Некоторые из членов ЦК НДПА, такие как Панджшери, Ватанджар, Гулябзой, и другие, стали открыто критиковать Амина на заседаниях Политбюро и ЦК за его диктаторские замашки, не скрывали тревоги в связи с его стремлением захва-тить всю власть в свои руки. В ответ на эти действия Амином была запущена в ход версия «заговора банды четырёх» – Мохаммада Аслана Ватанджара, Сеида Мохаммада Гулябзоя, Шерджана Маздурьяра и Асадуллы Сарвари – против руководства партии и лично против него, Амина. Надо сказать, что эта четвёрка действительно пыталась раскрыть глаза Тараки на истинные замыслы Амина, подвести Тараки к мысли о необходимости либо полного удаления Амина из руководства, либо перемещения его на менее важный пост. Тараки же, введённый в заблуждение тем, что Амин активно раздувал его культ, проявлял нерешительность в этом деле, открыто не поддержал те силы в партии и собственной фракции /все четверо – халькисты/, которые добивались смещения Амина. Необходимо заметить, что Тараки при всех его положительных качествах государственного и политического деятеля были свойствены отсутствие интереса к делам организационного и практического характера, недостаток твёрдости при принятии кадровых решений. Он насто-лько уверовал в свой авторитет, что не мог и в мыслях допустить, чтобы кто – либо в партии мог выступить против него, тем более бросить ему вызов как руководителю. Между тем Амин, публично славословя Н.М. Тараки, закулисно, особен-но в беседах, в том числе и с советскими советниками, пытался посеять сом-нения в компетентности генерального секретаря ЦК НДПА, всячески выпя-чивал слабые стороны его как организатора, настойчиво проводил мысль о том, что Тараки – де не совсем идейно убеждённый «марксист – ленинец». Примерно с середины августа 1979 г. в первичных организациях НДПА, особенно халькистских, стало циркулировать письмо, составленное и разос-ланное по указанию Х. Амина, в котором утверждалось, что в партии зреет заговор против «командира Саурской революции». В письме назывались имена участников заговора в составе вышеупомянутой четвёрки: С.М. Гулябзой, Ш. Маздурьяр, А. Сарвари, М.А. Ватанджар. Говорилось также, что «товарищ Тараки» не принимает мер против заговорщиков, бо-лее того, делались намёки на то, что он смотрит на это дело сквозь пальцы. В письме, естественно, замалчивались заслуги четвёрки в деле совершения саурского переворота 1978 г. Особенно активно Х. Амин стал раздувать кам-панию против «банды четырёх» в период отсутствия в стране Н.М. Тараки, когда тот находился в Гаване на конференции глав государств и правитель-ств неприсоединившихся стран /первая декада сентября 1979 г./. В беседах в это время он неизменно стремился дискредитировать Ватанджара, Гулябзоя, Маздурьяра и Сарвари, говорил, что они плетут заговор против него, хотят его крови и т.п. В дипкорпусе Кабула стали циркулировать слухи о том, что вот – вот должен произойти переворот. Разумеется, такое положение дел в НДПА и руководстве страны вызы-вало озабоченность в Советском Союзе, ибо оно сказывалось негативно на боеспособности вооружённых сил ДРА, подрывало доверие народа к НДПА, дезориентировало партийные кадры. Когда на обратном пути из Гаваны 12 сентября 1979 г. Тараки сделал кратковременную остановку в Москве, его предупредили об интригах Амина против руководителей НДПА и против него лично. Однако Н.М. Тараки не придал значения этим предупреждениям, заявив, что он «беспредельно верит товарищу Амину, своему верному уче-нику и соратнику». Последующие события показали, как сильно заблуждался Тараки в своей оценке Х. Амина и как жестоко был за это наказан. По каким – то каналам Х. Амину стало известно о предупреждениях, высказанных Н.М. Тараки, и это ещё в большей степени подтолкнуло его к форсированию событий, приведших, в конечном счёте, к устранению Тараки. Конфликт между Тараки и Амином достиг своего кульминационного пункта 14 сентября 1979 г. По указанию из Москвы в этот день посол СССР в Кабуле А.М.Пузанов посетил председателя Революционного совета ДРА, с тем, чтобы предпринять ещё одну попытку примирить его с Х. Амином. Он попросил Тараки, чтобы в беседе принял участие и Амин. Тараки позво-нил Х. Амину, однако премьер – министр сначала настрез отказался участ-вовать в беседе, заявив, что он не уверен в своей безопасности, если беседа будет проходить в рабочем кабинете Тараки в Доме народов. Последний резонно заметил, что у Амина нет никаких оснований беспокоиться о своей безопасности, тем более что беседа будет проходить в присутствии советско-го посла и главного военного советника. Амин, однако, долго колебался и после долгих уговоров посла и Тараки согласился приехать в Дом народов, который располагался в двух-трёх минутах езды на машине от канцелярии премьер – министра. Он, однако, предупредил, что приедет со своей охраной, так как не доверяет охране Тараки. Последний был вынужден согласиться с этим ультимативным требованием. Однако встреча двух наиболее авторитетных фигур тогдашнего афган-ского руководства так и не состоялась вследствии перестрелки во внутренних помещениях и во дворе Дома народов между охраной Тараки и Амина проис-шедшей по прибытии премъера. В ходе этой перестрелки был убит началь-ник канцелярии председателя Революционного совета Тарун и смертельно ранен начальник охраны Амина Наваб Али. Существует версия, что Тарун был человеком Амина и был им специ-ально приставлен к Н.М. Тараки, чтобы постоянно следить за ним. Эту вер-сию подкрепляет то обстоятельство, что Амин устроил государственные похороны Таруну и Навабу Али.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.