– Национальный исламский фронт Афганистана /НИФА/, во главе с С.А. Гилани. В августе 1998 г. ДТ вновь перешло в наступление, армия талибов нанесла серьёзное поражение Северному альянсу. Теперь под контролем талибов оказалось около 90% территории страны. У ослабленного ОИФОА остались лишь небольшие анклавы – районы к северу от Кабула, долина Панджшер и провинция Бадахшан. Предпринятые в ответ А.Ш. Масудом попытки организовать штурм Кабула не имели шансов на успех и вряд ли могли радикально изменить обстановку в пользу антиталибских сил. Большинство лидеров Северного альянса покинуло страну, в том числе генерал А. Дустом, отправивший незадолго до августовских событий свою семью в Турцию, президент Б. Раббани и премьер – министр Г. Хекматьяр, которые в конце августа получили убежище в иранской столице. Силы Северного альянса оказались разобщёнными и территориально отрезанными от основных источников внешней военной помощи – Ирана, Узбекистана и России. Имеющихся у них запасов оружия и боевой техники было явно недостаточно для эффективного продолжения военных кампаний. Единст-венное, на что они были способны в сложившейся ситуации, так это вести успешные оборонительные сражения, используя рельеф высокогорья, чем собственно и занимался последующие три года «лев Панджшерского уще-лья» Ахмад Шах Масуд, вплоть до своей трагической гибели в результате террористического акта 9 сентября 2001 г. Пришедшие при поддержке Пакистана, Саудовской Аравии и США к власти талибы в конечном счёте не оправдали надежд, возлагавшхся на них «крёстными отцами». Они не стали орудием возвращения к власти бывшего монарха, не обеспечили стабильной ситуации для реализации проектов по транспортировке через Афганистан нефтегазовых потоков, не искоренили наркобизнес и не ликвидировали лагеря по подготовке террористов, они не выдали по требованию администрации Б. Клинтона в марте 1998 г. Усаму бен Ладена и т.д. Напротив, талибы со временем всё чаще стали выступать с разного рода воинственными заявлениями, демонстрируя свою «независимость» и «самостоятельность». Более того, руководство Исламского Эмирата Афганистан /ИЭА/, внешне демонстрируя лояльность Исламабаду, в то же время поддерживало самые тесные связи с различными экстремистскими исламскими организа-циями, находившимися в оппозиции правительствам Наваза Шарифа и генерала Первеза Мушаррафа, Эти организации, в свою очередь, пытались разыграть «талибскую карту». Так, в апреле 1998 г. основатель Движения за победу ислама маулана Абдул Каюм Хаккани заявил, что в Пакистане начи-нается создание исламского движения по образу и подобию ДТ, конечная цель которого – восстановление в Пакистане «порядка времён праведных халифов». Маулана Сами уль-хак – ответственный секретарь и лидер одной из двух фракций фундаменталистской партии ДУИ, выступая в марте 1998 г. на пресс – конференции в Лахоре, заявил, что «исламская революция, по-добная Движению Талибан, – единственный путь решения нынешних проб-лем Пакистана». Он обратился с призывом ко всем исламским организациям Пакистана объединиться в единый фронт и выступить против правительства. При этом он угрожал, что если исламской оппозиции не удастся путём «мир-ной революции» сменить правительство, то произойдёт «кровавая револю-ция», которая сметёт существующий в стране «богопротивный режим». Разумеется, подобные заявления не вызывали восторга у официального Исламабада. Судя по всему, лидер военного режима в Пакистане генерал Первез Мушарраф начинал уже тяготиться ролью «опекуна» строптивых талибов. На начальном этапе руководство талибов, излагая свою позицию в отно-шении будущего государственного устройства, предпочитало отделываться общими декларациями о намерении построить в Афганистане «подлинное исламское государство», установить «справедливый исламский строй», «вернуться к временам праведных халифов». Первый реальный шаг по пути формирования структуры своей власти талибы предприняли задолго до занятия ими Кабула. 3 апреля 1996 г. в Кандагаре в присутствии 1500 представителей афган-ского духовенства лидер талибов мулла Сеид Мухаммад Омар Ахундзада был провозглашён «амир – аль – муминином» или «повелителем право-верных». В истории Афганистана это был лишь второй случай присвоения такого титула. Впервые афганское духовенство удостоило этим званием в 1834 г. эмира Дост Мохммад – хана, собиравшегося начать войну с сикхами. Кем же был он – новый «повелитель правоверных»,которого проталиб-ски настроенные деятели в эмиграции стали величать «яркой звездой запад-ных пуштунов» и даже «великим вождём». Об этом человеке известно очень мало. Он крайне редко встречался с журналистами, да и то с весьма ограниченным кругом, не разрешал себя фотографировать. Согласно тем скудным сведениям, которые просочились в печать, М. Омар происходит из кандагарских пуштунов. Родился он в 1962 г. в семье сельского муллы, по одним данным, в местечке Панджвайи, что неподалёку от Кандагара, по другим – в селении Сангихисар, где окончил медресе и даже какое – то время был имамом местной мечети. Вероятно, М. Омару не удало-сь получить полного религиозного образования из – за начавшейся войны с «неверными», когда ему пришлось отложить в сторону книги и взять в руки автомат. По одной из версий в годы «священной войны» он сражался в отрядах Движения исламской революции Афганистана /ДИРА/, возглавляемого М.Н. Мухаммади, по другой – был командиром отряда моджахедов из Исламской партии Афганистана /ИПА/ Ю. Халеса, отколовшейся от ИПА Г. Хекматьяра. В ходе боёв был ранен, лишился одного глаза. Говорили, что именно Ю. Халес, извесный религиозный авторитет, оказал наибольшее влияние на формирование мировоззрения будущего лидера талибов. В печати также упоминалось, что М. Омар на самом деле является паки-станским пуштуном из СЗПГ и кадровым офицером Межведомственной раз-ведки /МВР/ Пакистана. М. Омар довольно высокого роста, у него четыре жены, последняя из которьих – дочь Усамы бен Ладена. М. Омар, как правило, не выезжал из Кандагара, препочитая общаться со своими подчинёнными по спутниковой связи. Каждое утро он принимал доклады своих представителей по всей стране и давал им указания. Присвоение мулле М. Омару титула «амир – аль – муминин», кото- рый прежде всего ассоциировался с военным управлением, чётко обозначи-ло вектор политических амбиций верхушки ДТ, направленный на создание в Афганистане военно – теократического режима. Получив из рук духовенства этот титул, лидер талибов стал верховным вождём мусульманской общины, по крайней мере, на территории, подчинён-ной талибам, и сосредоточил в своих руках всю полноту политической, воен-ной и даже, религиозной и судебной власти, хотя формально две последние принадлежали Высшему совету улемов и духовенства и двум Верховным судям. В отличие от всех прежних правителей Афганистана, исполнение кото-рыми религиозных функций носило скорее формальный характер и никоим образом не давало повода считать Афганистан теократическим государством, талибы решили довести до логического завершения дело объединения свет-ской и религиозной власти в руках «повелителя правоверных». Одновременно с провозглашением М. Омара «повелителем правовер-ных» кандагарское собрание объявило президента Б. Раббани «неспособ-ным управлять исламским народом Афганистана». В свою очередь, тогдаш-ний Верховный суд Исламского государства Афганистан объявил «джихад талибским улемам /тем самым фактически пркчислив их к «кафирам»/ под-твердив полномочия президента Б. Раббани, как легитимного правителя. Реакция на избрание муллы М. Омара «повелителем правоверных» была неоднозначной. С. Моджаддеди – известный богослов, председатель Координационного совета антиталибской коалиции – в своём интервью «Би – Би – Си» заявил следующее: «Избрание кого – то «повелителем пра-воверных» в нынешнее время выше моего понимания. Присвоение титула «амир – аль – муминин» было естественным во времена праведных халифов или позднее. Такой эмир являлся повелителем всех мусульман мира, которые присягали ему на верность. Талибы могли объявить своего лидера кем угод-но: эмиром или президентом Афганистана, но никак не «повелителем право-верных». Со своей стороны талибы утверждали, что присвоение титула «повели-теля правоверных» – это вполне законный акт и что они совсем не против, чтобы весь мусульманский мир признал их лидера в качестве своего главы – халифа. Одновременно пропагандистский аппарат талибов прилагал немало усилий, чтобы внедрить в сознание масс необходимость беспрекословного повиновения «повелителю правоверных» и новым властям, печатая на первых полосах наставления такого рода: «Бойтесь Бога, молитесь пять раз в день, соблюдайте пост, раздавайте милостыню, повинуйтесь своим эмирам, и вы попадёте в рай». Каким же виделся талибам Исламский Эмират Афганистан? Его концеп-ция была довольно проста и сводилась к следующему: ислам не предписыва-ет какую – либо конкретную форму государственного устройства, он требует одного – создать такой общественный строй, который бы обеспечил благопо-лучие людей. Нет никакой необходимости изобретать какие – то новые госу-дарственные формы, поскольку существует образец для подражания – «пер-вое исламское государство, созданное в Медине пророком Мухаммедом», в котором он одновременно был и духовным пастырем и главой государства. Совет старейшин /«шура»/ в Исламском Эмирате предполагалось наде-лить не законодательными, а только консультативно – совещательными функциями. Талибские идеологи утверждали, что каждому мусульманину уже ниспосланы божественные указания в виде шариатского свода законов и его обязанность – беспрекословно следовать этим «вечным и неизменным законам Аллаха», а не пытаться изменить их, поскольку «несовершенный человеческий разум не обладает ни правом, ни способностью изменить их». Одно время в некоторых афганских эмигрантских изданиях муссиро-вался тезис о том, что в скором времени талибы якобы представят народу новую Конституцию, над проектом которой работают улемы из Саудовской Аравии и Пакистана. После взятия талибами Кабула в столицу даже приез-жала делегация улемов ДУИ, которая должна была заняться составлением проекта Основного закона. Однако никакой проект Конституции так и не был обнародован. Тогдашний министр иностранных дел талибов Вакиль Ахмад Мутаваккиль в интервью радио «Пейгами афган» /«Послание афганца»/ твердил, что все организации ИЭА работают согласно законам шариата, ибо шариат был создан раньше, чем любая конституция». Если законы были от Аллаха, то талибам оставалось только создать механизм управления. Прежде всего, исходя из своих военно – стратегических задач, они учредили два центра исполнительной власти. Один из них был сформирован в Кандагаре, где находилась ставка «повелителя правоверных» и действовал «Высший руководящий Совет исламского движения Афганистана» из шести человек, который возглавлял лично М. Омар. Другой – Совет министров, состоявший из 23 министерств, – находился в Кабуле. Официально он назывался «Попечительским Советом Исламского государства», а все члены кабинета, начиная от тогдашнего премьер – министра муллы М. Раббани и его двух заместителей – маулави Абдул Кадира и муллы Мухаммада Хасан Ахунда – и кончая заместителями министров, считались только «исполняющими обязанности». Тем самым талибы демонстрировали свою приверженность кораничес-кому принципу, согласно которому вся власть принадлежит Аллаху, а они, осуществляя его волю и поручение, только временно исполняют свои функ-ции управления Эмиратом. Талибы не стали разрушать полностью существо-вавший при прежних режимах аппарат управления, а только привели его в соответствие со своими политическими целями, укрепив его преданными им лицами духовного звания. Насколько известно талибы создали только одну новую структуру – министерство по пооощрению нравственности и искоре-нению порока. Все министры относились к духовному сословию и, хотя в результате частых ротаций многие из них переходили на другую работу, их место зани-мали такие же муллы или другие духовные лица, которые возглавляли также все главные ведомства, управления, банки, судебные и правоохранительные органы и т.п. Ключ к пониманию сущности высшей власти, созданной талибами в пределах ИЭА, давало высказывание маулави Абдушукура Хаккани – тогдашнего министра по делам хаджа и вакфов. Указав, что только в Кабуле действует 250 крупных мечетей и подчеркнув важную роль имамов в общест-венной жизни, министр заявил, что «в отсутствии амир – алъ – муминина они являются его заместителями». Если исходить из его слов, напрашивался вывод, что не премьер – министр и не члены «Высшего руководящего Совета» могли замещать «повелителя правоверных» в его отсутствие, а только имамы и улемы, то есть высшая каста афганского духовенства. Объявив себя хранителями высших моральных принципов ислама, талибское духовенство сформулировало и своё кредо в отношении методов строительства «чисто исламского государства». «Настоящее исламское государство, – писала столичная газета «Анис», – одними проповедями и пропагандой не построишь и в борьбе со злом и безнравственностью следует прибегать к силе». Следуя этому принципу, талибы проводили политику морального и физического террора, стремясь создать в обществе атмосферу страха и неуверенности. По существу в пределах ИЭА был создан режим религиозно – полити-ческой диктатуры в виде теократического государства. Об этом свидетельст-вовали не только такие формальные атрибуты теократии, как провозглаше-ние подвластной талибам территории Исламским Эмиратом, а его главу – «повелителем правоверных», но и концентрация всей исполнительной и судебной власти в руках духовного сословия, а главное – вся практика насильственного насаждения законов шариата. За семь лет правления талибов в Афганистане ориентиры их внешнепо-литического курса также определились достаточно чётко. . Если на ближайшую перспективу главной здачей являлось добиться признания их власти и занятия моста Афганистана в ООН, то в долгосрочном плане руководство ИЭА вынашивало более глобальные задачи. Режиму талибов удалось добиться официального признакия трёх государств – Пакистана, Саудовской Аравии и Объединённых Арабских Эмиратов. Разумеется, такая ситуации не устраивала руководство ИЭА, и поэтому его дипломатическая служба прилагала немало усилий, чтобы каким – то образом исправить это положение. По утверждению лидера талибов муллы М. Омара, подобная «ненормальная» ситуация проистекала из – за того, что внешний мир ничего не знал о сущности нового исламского государства и его внутренней и внешней политики. Чтобы исправить её, ру-ководство ИЭА активно направляло своих эмиссаров за рубеж для так назы-ваемой разъяснительной работы. Талибам удалось создать свои представите-льства в США, Канаде, ФРГ и других странах, хотя и без официальной аккредитации. Газета «Тулуйи афган» в передовице под заголовком «Исламское государство в преддверии возвращения ему международного статуса» писала, что наряду с активной дипломатией правительства, отправ-ка нескольких тысяч афганских паломников в Мекку под эгидой исламского государства поможет лучшему пониманию сущности «исламского и народ-ного государства и скорейшему его признанию». Что касается долгосрочных планов руководства ДТ, то у него была своя навязчивая идея, которая, несмотря на всю её химеричность, заслуживает то-го, чтобы остановиться на ней подробней. Талибские идеологи и пропагандисты утверждали, что их движению удалось добиться на подконтрольной территории мира и спокойствия, утвер-дить законы шариата, обеспечивающие каждому человеку, независимо от его этнической принадлежности, все права и свободы. И после установления в Афганистане «подлинного исламского строя» и выполнения «национальной задачи» наступило время позаботиться и о братьях – мусульманах во всём исламском мире, страдающих от произвола «неверных», и выполнить свой «интернациональный долг». «Настоящий мусульманин не может радоваться и жить в благополучии, если его сосед несчастен, И горе и радость у всех мусульман должны быть общими», – писала газета «Анис» в статье «Точка зрения ислама на радость и печаль». Более того, выступая в роли защитников мусульман, хранителей мора-льных ценностей ислама, талибы заявляли, что считают своей «священнной обязанностью» помочь всем мусульманам, которые в годы джихада оказали афганцам военную и моральную поддержку. Каким же представляли себе талибы будущее мусулъманского обще-ства? «Наша заветная мечта, – писала газета «Тулуйи афган», – сотоит в том, чтобы все мусульманские страны мира в конечном счёте объединились в один единый, нерушимый исламский халифат и выступили как одна великая сила». При этом талибы считали, что созданный ими эмират – это всего лишь первая ступень на пути создания всемирного халифата. Талибские улемы не видели никаких формальных препятствий на пути создания халифата, поскольку, как писала газета «Анис», в основе такого государственного образования лежит идеологическое /то есть религиозное/, а не национально – географическое понятие. Талибские идеологи также утверждали, что государственные границы, очерченные людьми, – это явление не божественное и носит лишь временный характер, а вот общее вероисповедание – это дар Аллаха, который создал всех мусульман братьями по вере.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.