Афганистан в последней трети ХХ и начале XXI веков. Трагедия афганского государства, общества и народа, страница 11

–  третий этап /4 мая 1986 г. –  28 апреля 1992 г./ –  приход к власти Наджибуллы и провозглашение политики национального примирения; пересмотр политической программы НДПА, преобразование её в Партию Отечества и попытки возвращения на рельсы революции национально – демократического характера; созыв Лойя джирги и одобрение ею нового политического курса афганского руководства; подписание Женевских сог-лашений о восстановлении мира в Афганистане и вывод советских войск из этой страны; изменение внешнеполитической ситуации вокруг Афганистана вследствие распада СССР и окончания  «холодной войны»; изменение балан-са сил между кабульским правительством и исламистской оппозицией в по-льзу последней, поражение Саурской революции.         Конечно, предъявленную вам периодизацию нельзя назвать устоявшейся и универсальной. По всей видимости, в связи с вновь открывающимися фак-тами и обстоятельствами недавней афганской истории, введением в научный оборот новых документов, будет происходить и дальнейшая разработка дан-ной проблематики.

      З.  Афганистан в 1978 – 92 гг. Обострение внутриполитической ситуации  и гражданская война. Роль великих держав в эскалации афганского кризиса, вооружённое вмешательство СССР и его последствия.

        Явное забегание вперёд в проводимой афганским руководством поли-тике глубоких политических и социально – экономических преобразований, допущенные им догматические и сектантские ошибки левоэкстремистского характера выразившиеся в выдвижении социалистических и псевдосоциа-листических лозунгов, игнорирование им специфических особенностей Афганистана, не могло не вызвать, по вполне понятным причинам, реакции отторжения у довольно значительной части афганского населения, независи-мо от его этнонациональной или социально – классовой принадлежности,      к мероприятиям нового режима. Уже в октябре 1978 г. произошло первое крупное вооружённое восстание в Нуристане, затем, в марте 1979 г. в Герате и в ряде других афганских городов. Гератское восстание к тому же получило поддержку из – за рубежа, со стороны исламско – фундаменталистской оппо-зиции, находившейся на территории близлежащего Ирана. В нём приняли участие и военнослужащие ряда дислоцированных в районе Герата частей, что свидетельствовало о нарастании внутреннего кризиса в Афганистане.     В ходе подавления Гератского восстания погибло и несколько советских специалистов. Волнения стали охватывать и различные провинции Афганистана. Тогда же, поначалу стихийно, а затем и всё более организо-ванно начался процесс исхода афганского населения из страны в соседние Пакистан и Иран.         На первых порах восстания и волнения носили спордический характер и быстро подавлялись регулярными частями афганской армии, но постепенно Афганистан погружался в пучину разгоравшейся гражданской войны и меж-доусобных конфликтов, ставших бедствием общенационального масштаба для афганского государства и народа на протяжении последовавших двух с лишним десятилетий.         Начиная с лета 1979 г. происходит активизация действий отрядов воору-жённой оппозиции, сражавшейся первоначально под антиреспубликанскими, антикоммунистическими, этнонациональными и сепаратистскими лозунгами, но всё более сплачивающейся под зелёным знаменем ислама. Противники кабульского режима объявили себя моджахедами /моджахеддинами/, «борцами за веру», а свою борьбу – джихадом, то есть «священной войной», рассчитывая /и не без основания/ на широкую политическую, финансовую    и военную помощь со стороны ряда исламских государств Ближнего и Среднего Востока. Исламисты выступили против завоеваний Саурской революции умело играя на ошибках новой власти. Моджахеды отличались особой жестокостью. Они убивали не только представителей кабульского режима  на местах, членов НДПА и ДОМА, но сжигали школы и больницы, расстреливали учителей и медицинских работников, а часто и детей – школьников. Один из таких захваченных в плен моджахедов на заданный  ему вопрос:  «Почему вы убиваете детей?» ответил прямо:  «Чтобы спасти  их души от неверных».        И всё же, гражданская война в Афганистане, – это, как известно, сугубо внутренний конфликт затрагивающий непосредственно только афганцев, Почему же произошла его интернационализация, перерастание в серьёзный международный кризис с труднопредсказуемыми последствиями и весьма плачевными результатами для всех его участников? И какие причины внеш-неполитического характера этому могли способствовать?         В последние годы ХХ столетия сложилась совершенно парадоксальная ситуация в отечественной и мировой историографии афганской войны: всю проблему её уроков некоторые историки, политологи и публицисты пытали-сь свести к вопросу принятия решения на ввод ограниченного контингента советских войск. При этом усилия концентрировались на выяснении того, кто же окончательно принял решение? Думается, что какой – либо особой проблемы здесь нет, ибо понятно, что в рамках советской политической системы такое решение было возможно принять только на уровне генераль-ного секретаря ЦК КПСС, председателя Совета обороны. С помощью эле-ментарной логики мы можем с высокой степенью достоверности «вычис-лить» и то, что в принятии решения участвовали министр иностранных дел, министр обороны и председатель КГБ. Участвовали потому, что должны были участвовать по своему служебному положению.         Но возникают два интересных момента. Первый: все они умерли. Возложить всю вину на умерших – подвиг небольшой и незавидный.  Второй: а почему они приняли такое решение? Ведь оно на чём – то основы-валось, ему предшествовал какой – то анализ какой – то информации. Какой? Кто её давал? Какой характер она носила и какова была её объективность в контексте той конкретно сложившейся ситуации, которая существовала в 1979 г.? Эти вопросы – уже к живым. Именно поэтому понятно такое упор-ное стремление отнести вину за принятое решение на мёртвых, Но честно   ли это?         Думается, что афганскую проблему, и в частности проблему ввода наших войск, необходимо анализировать не с состояния мира в начале ХХI века, а с позиций конца 70-х гг. века минувшего. Без этого невозможно при-открыть тайну мотивации принятого решения. А именно это важнее, чем механизм принятия решения ввода войск.         Давайте попытаемся взглянуть на мир конца 70-х гг. ХХ века.          Обратим внимание на некоторые события, которые способствовали созданию обстановки жёсткой конфронтации между США и СССР, между Западом и Востоком. Итак: решение НАТО о ежегодном увеличении военных бюджетов стран – участниц этого блока до конца ХХ века; формирование долгосрочных военных программ США; создание  «сил быстрого развёртывания» с явно провокационными целями агрессивного характера; фактический отказ аме-риканской администрации от ратифификации Договора ОСВ-2; НАТО планирует в ряде европейских стран разместить новые американские ракеты средней дальности типа «Томагавк» и «Першинг – 2». А если к этому добави-ть американскую игру с Китаем, который в тот период выступал с открытой антисоветской позицией, и подготовку США к вторжению в Иран, которое тоже планировалось открыто и активно? Таковы лишь некоторые события, опасно накалившие международную обстановку. Можно ли было не учиты-вать всё это в формировании линии поведения нашей страны на своём юж-ном фланге? Сейчас мы можем говорить, что всё это было лишь видимостью агрессивности США, что ничего не могло бы быть из всего этого реализова-но на практике. Думается, что такой разговор был бы, по меньшей мере безответственным. Всего этого мы не могли не учитывать при принятии решения на ввод войск в Афганистан.         Теперь о позиции США в самом Афганистане, об отношении американ-ской администрации к изменениям, происшедшим в этой стране в апрельские дни 1978 г. На это необходимо обратить внимание в связи с двумя следую-щими моментами:     –  во – первых, это принципиально важно с точки зрения мотивации решения советского руководства;      – во – вторых, это имеет весьма важное значение в связи с имеющимся в американской литературе мнением, что Афганистан якобы не интересовал США.         С этой точки зрения, кстати, небезинтересны высказывания американ-ских журналистов Ричарда Барнета и Экбаля Ахмада, активно отстаивающих подобное мнение. В своей статье  «Кровавые игры» опубликованной в газете «Нью – Йоркер»  11. 04. I988 г. они признают:  «США, поддерживающие афганское сопротивление, развязали тщательным образом продуманную и чрезвычайно дорогую тайную войну, равной которой не было со времён операций ЦРУ в Лаосе и Камбодже в начале 70-х годов». Позволительно спросить: зачем понадобилось США – крупнейшей державе капиталисти-ческого мира – за тридевять земель развязывать тщательно продуманную      и очень дорогую тайную войну? Не говорит ли это об интересе США к Афганистану, да и в целом к исламскому миру? Внимательный взгляд на поведение США в регионе Среднего Востока убеждает в интересе США к Афганистану, интересе, который особенно усилился после антимонархиче-ского переворота М.Дауда в 1973 г. и тем более после событий, происшед-ших в Иране в феврале – апреле 1979 г.        Именно США стали главной силой, выступившей против Афганистана, силой, по существу, оказывавшей не только всё возрастающую помощь оппозиционным Кабулу движениям, но и дирижировавшей всем антиафган-ским хором, Таким образом, Афганистан в действительности являлся важ-ным для США звеном в общем экспансионистском курсе, проводимом в регионе Среднего Востока. Считая этот регион сосредоточением своих эко-номических и политических интересов, а следовательно, объектом стратеги-ческих притязаний, США не только поддерживали складывавшуюся в этом регионе ситуацию нестабильности, но и активно создавали её. Разве не об этом говорит тот факт, что по специальному указанию президента США         Д. Картера для подготовки к  «малым войнам» в этом районе к началу 1978 г. /т.е. ещё до событий в Иране и Афганистане/ выделялось три дивизии /мор-ской пехоты и сухопутных войск/, ряд авиационных частей? Массированная антиафганская деятельность США осуществлялась по разным каналам, осо-бенно дипломатическим, массовой информации и спецслужб.         Хотелось бы обратить внимание на некоторые факты, раскрываю-      щие характер и интенсивность деятельности америкакских спецслужб в Афганистане. Конечно, можно назвать случайностью появление в Пакистане Роберта Лессарта – одного из самых видных специалистов ЦРУ по Востоку. Он имел немалый опыт, большой успех ещё тогда, когда помогал иранскому шаху создавать печально известную организацию САВАК. Этот «туристиче-ский визит» привёл к резкой активизации деятельности афганской оппозиции в Пакистане. Обращало внимание и деятельность американского Управления по борьбе с распространением наркотиков, чей филиал удобно расположился в Пакистане. Об истинных делах этой тёмной конторы, готовившей заплеч-ных дел мастеров для будущей кровавой работы в Афганистане, писал индийский еженедельник  «Блитц»  9 и 12 января 1980 г. Кстати, в номере за 9 января приводились весьма интересные детали. Обратим на них внимание. Руководитель указанного выше Управления, штаб – квартира которого нахо-дится в Вашингтоне Питер Бенсинджер направил письмо американскому послу в Пакистане, в котором уведомлял его в том, что  «пакистанская терри-тория ... предоставлена в полное распоряжение небезисвестного американс-кого подрывного ведомства – Центрального разведывательного управления».          Было бы наивным полагать, что внутренняя и международная реакция обрадовалась апрельскому перевороту 1978 г. в результате которого была свергнута аристократическая республика М. Дауда и провозглашена власть широкого блока демократических сил. Здесь имеются ввиду не внешние проявления чувств, здесь имеются ввиду внутренние, стратегические уста-новки и цели. Внешне США через неделю признали новую власть в Кабуле. Но это только внешне. Вряд ли можно сомневаться в том, что США хотели бы иметь в лице Афганистана достойную замену Ирану, чей непримиримый антиамериканский курс обозначился однозначно. Когда стало очевидным, что такая цель практически недостижима, начался подрыв власти руками афганской оппозиции исламско – фундаменталистского и традиционалист-ского характера.         Непосредственно в постапрельский период афгано – америкакские отношения складывались весьма противоречиво, носили сложный характер     и прошли в своём развитии несколько стадий. Хотя сам переворот был вос-принят в США как левый и  «просоветский», они не спешили круто менять свою линию в отношении нового режима, настороженно приглядывались к нему. Первое время США продолжали оказывать Афганистану экономичес-кую и техническую помощь как на двусторонней основе, так и по линии ВБРР и МВФ. Положение резко изменилось после захвата и убийства           14 февраля 1979 г. американского посла Адольфа Даббса. Есть несколько версий того, кто и в каких целях захватил Даббса. Амин утверждал, что его похитили исламские правые экстремисты. Представители посольства США   в Кабуле утверждали, что Даббса захватили боевики левоэкстремистских группировок, отколовшихся в своё время от НДПА  / «Шоалейе джавид», «Сетаме мели»/, с тем чтобы обменять его на своих людей, арестованных и брошенных в тюрьму Амином. Амин лично руководил операцией по вызво-лению американского посла и провёл её далеко не лучшим образом. Он про-игнорировал все обращения посольства США с просьбами тянуть время, вести переговоры с террористами. Гибель Даббса через несколько часов после захвата в гостинице  «Кабул», причём неизвестно, то ли от пули террориста, то ли от автоматной очереди одного из штурмовавших номер афганских солдат, отказ Амина провести расследование этого тёмного дела   с участием американских экспертов – всё это сильно и надолго испортило отношения Афганистана с США, Американская администрация резко сокра-тила присутствие США в стране, полностью прекратила оказание экономи-ческой и технической помощи. Последующие попытки Амина восстановить отношения с США как в период, когда он был премьер – министром, так и потом, когда он, устранив Тараки, стал генсеком НДПА и председателем Ревсовета, успеха не имели. До ухода Амина с политической арены офици-альные круги США питали к нему недоверие и неприязнь. Американская печать всё время муссировала сообщения о нарушениях в Афганистане прав человека, незаконных арестах по приказу Амина невинных людей, тюрьмах, переполненных противниками режима.         Естественно, в США понимали, что свергнуть кабульский режим, возможно только массированными действиями вооружённой оппозиции. Следовательно, широкая подготовка кадров для вооружённой борьбы про-тив кабульского режима являлась частью стратегической установки США в Афганистане Реализация этой установки шла через создаваемье базы воору-жённой афганской оппозиции преимущественно на территории Пакистана. Здесь готовились кадры, сюда поступало вооружение. Центры подготовки мятежников росли как грибы после дождя. Такие крупные базы, как          Мир – Али /на 2 тысячи человек/, Садда /на 1200 человек/, Танги /на 900 человек/ и другие работали бесперебойно. Да и специалистов эти учебные центры готовили по весьма широкой номенклатуре: от общей военной подго-товки до обучения диверсантов – террористов, подрывников, минёров и т.п. Кстати, во многих центрах работали инструкторы из США.         Во внешнеполитической деятельности США афганская проблема стала возникать всё чаще, причём всё чаще звучали ноты антисоветской истерии. Эти мотивы, несомненно, присутствовали и при разработке в конце 1978 г. планов сосредоточения американских ВМС в районе Персидского залива. Они не могли не оказать влияния и на содержание визита тогдашнего мини-стра обороны США Г. Брауна на Ближний Восток /январь 1979 г./. Не слу-чайно и то, что в это же время Афганистан посетил помошник советника президента США по национальной безопасности. Вскоре после его возвращения в Вашингтон состоялись переговоры с представителями афганских олпозиционных организаций.        Всего сказанного вполне достаточно, чтобы убедиться в нарастающем интересе США к Афганистану, интересе отнюдь не с целью помощи станов-лению новой власти, а с целью её подрыва. И этот интерес нельзя рассмат-ривать обособленно, вне контекста общей стратегической линии США. Интересы США в Афганистане реализовывались не только в собственных действиях американской администрации, но и в позициях Пакистана, Китая, Ирана и других стран, оказывавших помощь афганской вооружённой оппо-зиции.        При анализе ситуации, сложившейся перед вводом наших войск, нельзя упускать из виду также ирано – афганские отношения. Официально Иран признал ДРА  6 мая 1978 г. Однако вместе с признанием он начал интенсив-ную деятельность по разработке мер обеспечения «региональной безопасно-сти». Цель была одна: парализовать стратегическое воздействие афганских событий в регионе. Ряд иранских воинских формирований был передисло-цирован к ирано – афганской границе, а афганская оппозиция получила значительные суммы. Негативное отношение Ирана к кабульскому режиму ещё больше обозначилось после свержения шахского режима и победы исламской революции в этой стране в 1979 г. Новое руководство Ирана во главе с Р.М. Хомейни активно приступило к реализации собственной идеи – фикс:  экспорт исламской революции в сопредельные страны Ближнего и Среднего Востока, включая Афганистан, становился краеугольным камнем внешней политики Исламской Республики Иран. Особо щедрую помощь Ирана получала ИОА во главе с Б. Раббани, а также ряд союзных ИОА дви-жений исламско – фундаменталистского толка. И это понятно, ибо лидеры афганской оппозиции в большинстве своём разделяли взгляды имама об экспорте исламской революции и необходимости исламизации обществен-  но – политической жизни в мусульманских странах.         Открыто антиафганский характер приобрели и пакистано – афганские отношения, хотя в самом начале Исламабад заявил о готовности развивать дружественные отношения с Кабулом. Немалый отпечаток на эти отноше-ния наложило наличие на территории Пакистана афганской политической эмиграции, начало которой было положено задолго до алрельских событий 1978 г. И всё же главное значение в формировании отношений двух сосед-них стран имела военно – политическая зависимость администрации      М.Зия – уль – Хака от США.         Надо отметить, что в формировании пакистано – афганских отношений существовал ещё один негативный фактор. Это непродуманные заявления Тараки и Амина о судьбах пуштунских и белуджских племён. К этой пробле-ме Пакистан всегда относился весьма болезненно. И то, что вначале кабуль-ский режим деликатно обходил эту проблему, безусловно способствовало возникновению контактов между Кабулом и Исламабадом. Официальный визит М. Зия – уль – Хака в сентябре 1978 г. в Кабул, а затем переговоры министра торговли Пакистана /декабрь 1978 г./, казалось бы, наметили контуры решения пуштунской проблемы путём мирных политических переговоров и решения вопроса о транзите через Пакистан афганских грузов. Побывавший в Исламабаде в июле 1979 г. с визитом заместитель министра иностранных дел Афганистана Ш.М. Дост продолжил линию налаживания контактов, пригласив с официальным визитом М. Зия – уль – Хака и минист-ра иностранных дел Пакистана Ага Шахи. Однако Пакистан в одностороннем порядке отодвинул сроки визитов, а затем и уклонился от возобновления пе-реговоров. Что вдруг насторожило Пакистан? Думается, что здесь имел место ряд факторов: давление США, Китая и ряда мусульманских государств, нали-чие значительной массы афганских беженцев на территории страны, опреде-лённый страх перед вооружённой афганской оппозицией и не в последнюю очередь, изменения, происшедшие в позиции кабульского режима в пуштун-ской проблеме.         Здесь, пожалуй, следует сделать небольшой экскурс на три с лишним десятилетия назад от описываемых выше событий, Дело в том, что в 1947 г. королевский Афганистан открыто выразил своё несогласие с разделом Британской Индии на два доминиона – Индийский Союз и Пакистан, при котором в состав последнего были включены территории, населённые пушту-нами /Северо – Западная пограничная провинция/. Кабул не признавал дол-гое время Пакистан как государство и голосовал против его приёма в ООН. Исламабад, в свою очередь, предоставлял территорию Пакистана для груп-пировок и отдельных движений, выступавших против правительства Кабула. В 1963 г. отношения между двумя соседними государствами настолько обос-трились, что возникла вполне реальная угроза крупномасштабного вооружён-ного конфликта, которого, правда, тогда всё же удалось избежать. После апрельского переворота, который режимом М. Зияя – уль – Хака был воспри-нят как  «марксистский» и  «антиисламский», взаимная неприязнь не только не исчезла, но ещё более усилилась. Этому всячески способствовал и тогдаш-ний посол Пакистана в ДРА  Риаз Пирачи, который в своих донесениях в Исламабад намеренно сгущал краски, добавляя к вышеперечисленным эпи-тетам ещё и  «просоветский». Х. Амин, будучи министром иностранных дел, а затем и премьер – министром нового Афганистана, посла не любил, не без основания полагая, что последний намеренно дезинформирует своё правите-льство. Не помогало делу стабилизации отношений и то обстоятельство, что Амин, в свою очередь, через своих эмиссаров поддерживал связи с лидерами оппозиционных партий в Северо – Западной пограничной провинции, в част-ности с Народно – прогрессивной партией, Национально – демократической партией, оппозиционными лидерами белуджей, негласно принимал пред-  ставителей этих партий в Кабуле. В Исламабаде весьма настороженно сле-дили также и за зигзагами Амина в  «пуштунском вопросе», а проблема Пуштунистана, как уже отмечалось ранее, была и остаётся основной болевой точкой в афгано – пакистанских отношениях. Но надо сказать, что, поддер-живая негласно контакты с вождями некоторых пуштунских племён по ту сторону границы, Амин и Тараки вели себя в этом вопросе довольно осмо-трительно. Они, например, несколько приглушили празднование традицион-ного  «Дня Пуштунистана» в сравнении с тем, как этот день отмечался при короле Захире и президенте Дауде. Правда, в частных беседах Амин говорил, что революционный Афганистан никогда и ни при каких обстоятельствах не признает  «линию Дюранда» государственной границей. По воспоминаниям Василия Степановича Сафрончука, являвшегося в тот период неофициаль-ным советником по вопросам внешней политики при особе премьер – мини-стра и министра иностранных дел Афганистана, Х. Амин во время одной из деловых встреч заявил ему следующее:  «Любой правитель Афганистана, который признает эту линию как границу будет рано или поздно убит как предатель пуштунского народа». При этом Амин расстелил на полу своего кабинета карту, являвшуюся приложением к договору, подписанному в    1893 г. тогдашним эмиром Афганистана  Абдуррахман – ханом и английским представителем Дюрандом, и обратил внимание на то, что, хотя она парафи-рована Дюрандом – его подпись отчётливо просматривалась на этом видав-шем виды документе, – подписи Абдуррахман – хана на ней не было.  «Даже получив от англичан за своё предательство три миллиона фунтов стерлин-гов, – заметил Амин, – он не решился поставить свою подпись под этим позорным документом». На вопрос В.С. Сафрончука, есть ли у него уверен-ность в том, что на втором экземпляре карты, хранящемся в Форин офис, тоже нет подписи короля, Х. Амин не ответил. Настораживало Исламабад     и то обстоятельство, что в своих публичных выступлениях Амин, говоря о «моём народе», т.е. о пуштунах, как правило, отмечал, что  «он расселён на территории от Аму – Дарьи до Инда». Такие заявления, да ещё с подачи Риаза Пирачи, очевидно, воспринимались в Исламабаде как покушение на территориальную целостность Пакистана. Пакистанского после не успокаи-вали дававшиеся ему Амином разъяснения, что в данном случае он имеет ввиду то обстоятельство, что пуштуны, будучи кочевниками, вместе со своим скотом мигрируют в пределах от Аму – Дарьи до Инда. И факт остаётся фак-том: афгано – пакистанская граница на долгие годы стала ареной крайней напряжённости, источником формирования и обеспечения многочисленных отрядов вооружённой оппозиции.        В оценке ситуации, сложившейся к концу 1979 г. вокруг Афганистана, нельзя упускать и позицию КНР в данном регионе. Эта позиция вписывалась в контекст общей стратегической линии, которой придерживались китайские руководители в тот период, а она была нескрываемо антисоветской. Пекину явно не нравилось развивающееся сотрудничество СССР с Афганистаном. Особенно негативную реакцию китайских лидеров вызвал заключённый в Москве 5 декабря 1978 г. Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничес-тве между СССР и ДРА, согласно которому советско – афганским отношени-ям придавался новый импульс. Считая, что этот договор угрожает безопасно-сти стран региона и КНР, пекинские лидеры стремились, с одной стороны, содействовать обострению внутриполитической обстановки в ДРА, а с дру-гой – улучшить свои позиции в Пакистане. Одновременно усилились воен-ные приготовления в приграничных с ДРА областях. После завершения строительства стратегического Каракорумского шоссе в 1978 г. был создан новый военный округ в Синьцзяне. Этот район стал одной из приграничных зон, где интенсивно шла подготовка кадров вооружённой оппозиции. Не без участия промаоистской агентуры происходили события, имевшие место в Герате, Бадахшане, Хазараджате. Об этих недружественных шагах Пекина говорилось в заявлении правительства ДРА от 24 марта 1979 г. В ответ КНР прекратила оказание экономической помощи Афганистану и активизировала материальную поддержку вооружённой оппозиции.         Из всего сказанного выше можно сделать вывод, что к концу 1979 г.        в Афганистане и вокруг него сложилась сложная политическая обстановка. Определённое воздействие на развитие деструктивных политических и соци-альных процессов в этой стране оказали и США, и исламские режимы регио-на, и левацкая националистическая идеология и практика маоизма. И в то время, в условиях жёсткой конфронтации США и Китая с Советским Союзом, это было вполне логичным. Усилия США были направлены на то, чтобы втянуть Афганистан в сферу своей стратегии на Среднем Востоке с целью создания  «большой дуги» на южных границах СССР. Китай же хотел иметь в Афганистане своеобразный  «полигон» для реализации маоистских концепций и обеспечить активный противовес Советскому Союзу в регионе. По существу, произошла интернационализация сугубо внутреннего конфлик-та, что в свою очередь обернулось тяжёлыми последствиями не только для афганского общества и государства, но и для всех сторон втянутых в этот конфликт.          Разгоревшаяся гражданская война в Афганистане и сложная внешне-политическая обстановка вокруг него вновь привели к обострению межфрак-ционной и внутрифракционной борьбы в НДПА, к усилению личного сопер-ничества в верхних эшелонах власти, к противостоянию и конфликту двух основных фигур тогдашнего афганского политического руководства.                   .              Пожалуй, стоит проанализировать взаимоотношения  Н.М. Тараки и    Х. Амина, ибо без оного вряд ли можно постичь всю глубину последовавшей за тем трагедии.         Итак, Нур Мохаммад Тараки  и  Хафизулла Амин. Учитель и ученик. Первый, возглавляя партию и государство, управлял в Афганистане с            30 апреля 1978 г. по 16 сентября 1979 г. Второй сменил его у руля власти     на 100 последующих дней – до той поры, пока граната, брошенная кем-то    из штурмовавших дворец Касрэ Дарул, ставший резиденцией и убежищем нового лидера, не оборвала его жизнь /согласно другой версии – убит очередью из автомата/.         Лица, близко наблюдавшие Тараки после апрельского переворота, отмечали, что приобщение к верховной власти отрицательно сказалось на  его натуре. Вольготно расположившисъ во дворце Арк новый правитель очень быстро почувствовал всю сладость тех благ, которыми его окружили. Стал охотно воспринимать откровенную лесть и неумеренные восхваления в свой адрес. Приближённые и в особенности Амин, сразу заметили эту слабо-сть первого лица и принялись изо всех сил её эксплуатировать.